– Потом доложишь, – говорит.
Покрасил я второй чердак и ему докладываю.
– Ты меня извини, – говорит, – но есть еще чердак. Два ведра еще есть. Нет рабочих. Вдруг ночью налет? Останется этот чердак непокрашенным.
Я согласился.
– Неужели так красить понравилось?
– Кому это может понравиться, сами посудите. Но если я выполняю поручение, должен же я его до конца выполнить.
– Один чердак остался в моем хозяйстве, – сказал управдом, – на завтра отнесем.
…Я вышагивал с кистью к своему последнему чердаку и наткнулся на братьев Измайловых.
– Даю вам поручение, – решил я сплавить им чердак, а самый старший, Рамис, сказал:
– Какое еще поручение?
– Вы даже не знаете, какое поручение, – сказал я.
– А мы и знать не хотим, – сказал Рамис.
– Ну и оставайтесь.
– А ты куда? – спросили Измайловы.
– А я поручение выполняю.
– И я хочу поручение, – сказал младший, Рафис.
– Не дорос еще, – сказал я, обозленный, и малыш заплакал.
Надоели мне эти чердаки, по правде сказать, но нельзя же бросить поручение. Нешуточное дело – покрасить столько чердаков. Но выполнил я честно свое дело, замазал все как есть до последнего местечка.
На чердак проникал слабый свет, освещая старинное кресло. Кто-то хотел от него избавиться и затащил сюда. Когда-то новое, красивое, богатое, сейчас оно стояло здесь в углу покосившееся и трухлявое. Шерсть или морская трава вылезала из дыр вместе с пружинами, и я в него усталый плюхнулся. Взвилась пыль столбом, и я чихнул.
…Налетели вражеские самолеты, пикировали с воем, бомбы сыпались с грохотом, но сейчас же отскакивали от чердаков и попадали обратно в самолеты. Горели, падали бомбардировщики, и страшно было на это смотреть.
– Он спит в кресле графини Потоцкой, – услышал я.
Мама с управдомом трясли меня за плечо, и я проснулся.
– Долго я тебя искала, – сказала мама.
– Осталось последнее поручение, – сказал управдом, – вынести кресло Потоцкой. Говорят, с семнадцатого года здесь стоит.
– Как интересно, – сказала мама, – что за Потоцкая?
– А чего тут интересного, – сказал управдом. – Может, ее и не было. Вот сейчас мы его возьмем, вы мне поможете, и вынесем этот хлам.
И мы втроем взяли кресло и вынесли с чердака.
8. Старики
Один за другим, целым классом, протиснулись мы в комнату и встали рядышком вдоль стен.
– Принес вам обещанные газеты, – сказал я, наконец собравшись с духом.
– Не забыл, – сказал старик, похлопывая меня. – Так это ты привел ребят? Похвально.
– «Вся школа знает вашу фамилию, – прочла староста класса по бумажке, – и еще мы рады сообщить, что у нас появилась дружина имени ваших сыновей…» А сейчас мы пришли делать у вас генеральную уборку…
– Спасибо вам, – сказал старик, – никак не ожидал…
– Всегда готовы, – сказали мы вразброд.
– Вы только не подумайте, – сказал Вовка, – что нас директор послал или завуч… мы сами от души.
– Ну что вы, – сказал старик, – как можно.
Старуха рассматривала фотографию в газете.
– А кто вам сказал, что нам необходима генеральная уборка? – спросил старик.
– Никто нам ничего не говорил, – сказал я, – мы сами догадались.
– Наш долг вам помочь, – сказал Толик.
– Ни в коем случае не можем мы уйти ни с чем, – разволновалась староста, – разрешите нам, пожалуйста, сделать у вас генеральную уборку.
– Они настоящие люди, – сказал старик, обращаясь к хозяйке. – Упорные, достойные ребята.
– Может быть, вам нужно что-нибудь другое? – спросил я.
– Ничего не нужно, – сказал старик, – садитесь все за стол, такая встреча! Я вижу ваши лица, что может быть прекрасней! – Он каждого брал под руку, подводил к столу и усаживал. – Столько молодежи навестило стариков, ах, какие вы молодцы, что может быть лучше!
– Нет, нет, мы не согласны, – увернулась староста, – мы пришли работать, а не развлекаться, дедушка.
– Потом, потом, – упрашивал ее хозяин.
– Но мы хотели бы начать, – твердила староста.
– Чего начать?
– Уборку.
– Не надо, не надо, – успокаивал ее старик.
Она ужасно раскраснелась, никак не могла сесть за стол, до того настроилась на работу.
– Неужели вам ничего не надо? – допытывался Толик. – Не может ведь такого быть, прямо не верится!
– Может быть, вам сходить в магазин? – спросил я.
– Как же я буду жить, если в магазин за меня станут ходить другие? – сказал старик.
– Ах, вот что мы забыли! – закричала староста. – Про керосин забыли!
– Какие вы милые дети! Не стоит о нас беспокоиться, – сказала хозяйка, разливая чай, – мы очень вам признательны за все.
Хотелось старикам помочь, настоящая досада…
– Нам сейчас трудно помочь, – вздохнул старик.
– Нам ничего не трудно, – бойко заявила староста.
– Пейте, пейте, дети, – повторяла хозяйка.
Посредине стола лежала моя газета, развернутая на месте фотографии сыновей. И мать смотрела на эту фотографию не отрываясь. Я заметил, как трясутся ее морщинистые щеки вместе с подбородком и трясутся ее руки, с трудом удерживая чашку, а сама она сдерживается, чтобы не заплакать. Она закрыла лицо руками, старик увел ее в другую комнату, мы встали из-за стола.
– После этой заметки, – сказал старик, – от них не было вестей, а времени прошло порядочно.