Большое солнце Одессы

Светочка покраснела, потому что Соборная площадь есть Соборная площадь, а я, между прочим, напомнил Розите, что мамы со своими дочками говорят на другие темы. Не ваше дело, ответствовала Розита, и вообще вам здесь не место. Если вообще, сказал я, тогда совсем другой ракурс. Но Розита Михална сделали каменное лицо и повернули ко мне свой орлиный профиль: Беседа, милостивый государь, окончена. Благодарствую, сказал я, и помахал перед Розитой шляпой с плюмажем.

Я уверен, это мне только почудилось — малахольный! — но поразительно, до чего явственными бывают слуховые галлюцинации. На всякий случай, чтобы сохранить драгоценную репутацию джентльмена в "Гипропроде”, я поблагодарил Розиту Михалну на теплом слове.

Светочка улыбалась блаженной улыбкой девочки в новом халатике, и только Розита, у которой вместо сердца желчный пузырь, могла реагировать на эту детскую радость зелеными тонами, а не алыми красками утренней зари.

Стефа, одаренный потрясающей способностью просматривать местность даже лопатками, направился к нам со своей очаровательной улыбкой. Эту улыбку непосвященные принимают за левосторонний парез.

— Тетиевская, — кстати, с женщинами Стефа только на вы и только по фамилии, — будьте вдумчивы. И если вам что-нибудь непонятно, можете обратиться к нему, к Таргони… Розите Михалне… и ко мне, конечно, тоже. То есть не в порядке субординации, а так…

Стефа непринужденно повел пальцами в воздухе.

— Спасибо, — сказала Светочка, по Стефа уже шествовал вдоль столов, на которых цепенели, скользили и нервно дергались рейсшины.

За шестью или семью столами Стефа не обнаружил своих сослуживцев и посему покинул зал, нежно притворив за собою дверь. Началась дегальюнация — ежедневная процедура, которая имеет своей целью вернуть столам хозяев, а отделу и его начальнику — творческих работников. Творческие работники возвращались в зал по одному, и Светочка, привлеченная шумом хлопающей двери, полюбопытствовала, почему их так много и откуда они. Кивком я указал на Розиту Михалну, как человека, который может дать исчерпывающий ответ.

— Если хотите знать, они ходили в «уборную», — объяснила Розита. — Ну что, вам интересно?

— Да, — очень серьезно ответила Светочка, — и я еще раз убедился, что, не в пример всяким гарпиям, Светочка — действительно наш человек.

Наклонившись над столом, Света напряженно выискивала нечто в испещренном кабалистическими знаками листе, и лицо ее было потрясающе серьезно. Я оглянулся, я смотрел по сторонам, но ни у кого из ста двадцати семи остальных моих коллег и сослуживцев не было такого лица — сосредоточенного и просветленного. И тогда я сказал себе, она не останется копировщицей, она будет архитектором, и о ней будут писать в газетах: во всех окнах уже было темно, и только в одном долго еще светилась желтым светом настольная лампа — грибок, подле которой без труда можно было рассмотреть четкий, чуть-чуть утомленный профиль Светланы Тетиевской — сегодня еще копировщицы, а завтра — выпускницы института строительства и архитектуры.

Ошибся я самую малость: Светочка подалась в институт годом позже.

— Можете поздравить меня, — сказала она в одно прекрасное августовское утро, и все поздравляли ее, а Стефа от имени отдела преподнес ей почти новый чертежный стол. — Спасибо, — сказала Светочка, — большое спасибо.

Розита Михална подарила ей авторучку с анодированным колпаком и, целуя в обе щечки, объяснила, что это — поршневая ленинградская и не будет капать.

А потом, когда первый экстаз прошел, Розита, задумчиво покачивая плотным бюстом, признавалась Эдику Цоневу, что пусть ее убьют на месте, если она хоть столечко вот понимает, зачем молоденькой девочке и работать, и учиться. Столечко вот — это одна фаланга знаменитого мизинца нашей Рози. Какой он? Ну, как вам сказать — в общем есть вещи, которые надо видеть собственными глазами.

Эдик Цонев ответил не сразу, Эдик вообще не терпит торопливых ответов. Если не хотите, говорит он, извиняться, не торопитесь, лучше подумайте лишние семь минут.

Через семь минут Эдик объявил Рози, что в общем все в норме, что он лично ничего особенного не видит: просто способная девушка. Очень способная. И хорошенькая.

— Ах, Эдик, — встрепенулась Розита Михална, — я лично всегда считала вас умным человеком, но в этом мое вечное несчастье — я думаю о людях чересчур хорошо.

— Ну и что же? — Эдик никогда не разыгрывает удивления, Эдик у нас — без штук. — При чем тут вы?

— Я, — Розита сделала улыбку а ля шарм и проникновенно глянула Эдику прямо в его неповторимые мартовские глаза, — я ни при чем, но вы такой же, как и он.

Он — это я. Сравнить со мною, по кодексу Розиточки, это больше, чем изничтожить просто физически. Сравнение со мною — гражданская и нравственная смерть, необратимая, как само время. Правда, при этом требуется еще одно небольшое условие: изничтоженный сам должен понять, что он безнадежно мертв.

Эдик этого не понимал и, гальванизируясь на глазах у изумленной публики, через семь минут ошарашил присутствующих страшным признанием: