Большое зло и мелкие пакости

— Куда я скажу, — терпеливо объяснил Потапов, — ну что вы на меня так смотрите? Только что вы мне рассказывали, что она нервничает и не дает уколоть снотворное! Я забираю ее домой. Я совершенно уверен, что дома ей лежать только лучше. Завтра вы приедете, посмотрите ее, назначите что-нибудь, пришлете сестру. Моя мать первоклассный врач, никаких нововведений не признает, за коллег горой стоит, и даже она всегда говорит, что болеть лучше дома.

— Она не болеет! — возразил врач. Просто так возразил, “из интересу”. Никакие возражения значения не имели, это было ясно. — А вдруг швы разойдутся?

— Не разойдутся. Почему они разойдутся, если она будет так же лежать, только на своей собственной кровати?

— Митя, — вдруг сказал больная Суркова, — ты что, вправду отвезешь меня домой?

— Да. Сейчас я позвоню вашему главному или кому там нужно звонить? Директору института? Министру здравоохранения?

— Главного хватит, — пробормотал врач, — и в милицию, наверное, надо звонить, а то они завтра придут, с нас спросят, а мы понятия не имеем, куда больная Суркова подевалась.

— Я все улажу. Соберите ее, пожалуйста. И скажите, что нужно делать — уколы, таблетки?

— На сегодня уже все сделали. А завтра…

— Завтра пришлете врача и сестру. Я договорюсь с вашим главным. Оставите мне номер телефона, по которому звонить, если ей вдруг станет плохо.

— Как хотите, — сказал врач, пристально изучая Потапова, — вам виднее.

— Да, — согласился он, — мне виднее.

Он поговорил с главврачом и позвонил помощнику, чтобы тот нашел капитана Никоненко с Петровки. В пиджаке было жарко — в больнице топили от души. Потапов повесил пиджак на спинку стула, сел на продавленное сиденьице и потер лицо.

— Мы здесь надолго, Дмитрий Юрьевич? — спросил охранник. Голос у него был столь нарочито безучастный, что Потапов моментально представил себе объем и содержание слухов, которыми завтра будут полны курилки и кабинеты в его министерстве.

— Нет. Сейчас уедем.

Черт побери, как это вышло, что он влез во все это дело?!

У самого уха в нагрудном пиджачном кармане зазвонил телефон, и Потапов сильно вздрогнул.

— Мить, ты где? — спросила Зоя из трубки. — Звоню на работу, говорят, что ты уехал. Или ты прячешься?

— Я не прячусь. Я в Склифе. — Потапов был трус, поэтому на вопросы вроде этого всегда отвечал по возможности честно, чтобы потом не угодить в ловушку.

— Опять в Склифе? — Зоя была недовольна. Потаповская честность ее нисколько не вдохновила. — Сколько это будет продолжаться, а? До тех пор, пока эта твоя одноклассница на пенсию не пойдет? Нашел себе занятие — в Склиф таскаться!

Потапов молчал. Оправдываться ему было не в чем, кроме того, Зоя была слишком умна, чтобы долго продолжать в том же духе. Она и вправду закруглилась очень быстро.

— Митюнь, поедем вечером в гости? Ильины приглашают. Поедем?

— Что-то больно скоропостижно, — пробормотал Потапов, прислушиваясь к шуму за белой дверью. Волоком они, что ли, Маню волокут? — Я не готов.

— Мить, ну к чему ты не готов? Они раньше не могли пригласить, они только вчера с гастролей вернулись. — Ильины были знаменитой киношно-театральной парой, в этом сезоне очень модной. Он играл в боевиках и сериалах, она в сложных концептуальных спектаклях и время от времени в каких-то судьбоносных фильмах, которые, ясное дело, никто не смотрел, зато про них много писали. — Поедем, мы сто лет нигде не были!

Позавчера они ужинали с принцем и принцессой Нидерландов, которые сопровождали королеву и крон-принца во время официального визита в Россию. И принц, и принцесса были очень милы, показывали фотографии своего малютки и приглашали Потапова на следующий год в Монако, смотреть с их яхты очередной этап “Формулы-1”. Дмитрию они страшно понравились, может быть, еще и потому, что ему все время казалось, что они только что свалились с Луны. Оба были загорелые, белозубые, улыбчивые, глянцевые, благополучные не просто до мозга костей, а до кончиков волос и шнурков на ботинках. Они гордились своим малюткой, своей страной, своей семьей, своей лошадью Клотильдой, голландскими тюльпанами, картинными галереями, каналами, гаагской городской ратушей и всем на свете.

— Я не могу сегодня, Зоя, — сказал он. — Иди одна или перенеси их на следующую неделю.

— Скучно с тобой, Потапов, — печально констатировала она и повесила трубку.

Маню привезли на больничной каталке. Она была до подбородка закрыта тощим одеяльцем, молчала и только испуганно таращила шоколадные глазищи.

— Может, лучше ее на “Скорой” отправить? — спросил врач. — Как вы ее в машину положите?

Потапов понятия не имел, как именно он засунет Маню в машину, но от “Скорой” отказался.

Все вокруг любопытствовали. Любопытствовали от души, искренне и неистово.

Лучше бы он поехал к Ильиным. По крайней мере никого из них не пришлось бы везти до его машины на больничной каталке.

Все обошлось. Втроем с врачом и охранником они кое-как усадили Маню в “Мерседес”, и первое действие закончилось.

Второе началось в ее квартире, когда, сгрузив Маню на диван, Потапов отправил охранника в магазин за едой и получил таким образом в свое распоряжение час.