Большой дом. Пожар

Му-ль-Хайр расскажет тебе, что ее дед был знаменитым воином, знаменитым наездником, мудрейшим из мудрых; во всем племени не было никого добрее, справедливее, а главное — храбрее. Но это еще не все: он был вождем племени.

Вот какое прошлое у феллахов. Но они никогда не скажут, что их предки много стоили. Феллахи — простые, незаметные люди.

Это о прошлом. Но вернемся к настоящему.

Может, Бни-Бублен лучше оттого, что это деревня? Порой трудно бывает понять, что лучше: быть горожанином или деревенским жителем. По правде сказать, если живешь в деревне совершенно отрезанный от мира, это никуда не годится. Но если слишком замыкаешься среди городских стен, это тоже плохо. Самое важное знать, чего ты хочешь. Если и там и тут поднимутся люди, чтобы проложить путь к новой жизни, то исчезнет разница между городом и деревней. Но не надо, чтобы в деревне люди сохли от работы на своих землях, а в городе заживо гнили в плену у собственных стен.

Может быть, в Бни-Бублене жизнь и лучше, но люди там не знают уверенности. Они еще не подожгли старый мир и не собираются его поджигать. Однако уже рассуждают о том, как тяжела несправедливость, и понимают, что колонисты выплачивают им нищенскую заработную плату. Они говорят об этом при всяком удобном случае: на работе и во время обеденного перерыва, встречаясь друг с другом на дороге и по вечерам в своей хижине, где их ожидают дети. Они говорят об этом по понедельникам на базаре и в долгие дни вынужденного безделья. Мало-помалу гнев нарастает. Деревня живет в обстановке, не предвещающей ничего хорошего. Некоторые люди даже уверяют, что уж лучше тюрьма, чем такая жизнь.

А впрочем, в Бни-Бублене не на что смотреть. Там имеются лишь землянки, соломенные хижины да несколько каменных домов, принадлежащих земледельцам, их едва отличишь от домов феллахов. Здесь не любят говорить о прошлом. На месте деревни стояла некогда крепость Мансура, от которой еще сохранились стены и башня в магрибинском стиле. Тлемсен, конечно, очень древний город, дома там старые, им по нескольку веков, да и люди издавна живут там! В Бни-Бублене лица у всех простые, обычные. Феллахи идут на работу без принуждения, ведь они созданы для этого. Они воздержанны и умеренны. Но не требуйте, чтобы они угодливо гнули спину. Бни-Бублен населен славными людьми, у которых только одна приметная черта: протяжный говор. Каждое их слово взвешено. Работают у нас усердно, а праздность — явление редкое. В общем, это самое обыкновенное место: там живет горстка людей, в которых нет ничего примечательного. Но в них почти весь Алжир.

IV

Все как раз и началось с этой забастовки сельскохозяйственных рабочих в феврале прошлого года. Крестьяне из Верхнего Бни-Бублена наблюдали за изменениями, происходившими в долине, с таким видом, словно это их не касалось. Они были невозмутимы и молчаливы. Тысячи гектаров земли переходили в собственность одного колониста. Того или этого — не все ли равно? Все они пришли в страну в дырявых башмаках. Люди еще помнили об этом. Теперь они владеют огромными поместьями. А жители Бни-Бублена из поколения в поколение обрабатывают в поте лица крошечный участок земли. У них один или два осла, иногда еще и мул, а кое у кого одна-две коровы… Встречаются крестьяне вроде Бен-Юба, у которого в хлеву стояли две прекрасные нормандские коровы. Никому в Верхнем Бни-Бублене и в голову не приходило, что эта жизнь должна измениться.

Затем этот застывший в неподвижности мирок, казавшийся таким устойчивым, упорядоченным, сбросил вдруг связывающие его путы. Разразилась забастовка феллахов. Люди очнулись от долгого тяжкого сна и, отказавшись от старых привычек, от косности, двинулись, сперва очень медленно, вперед, навстречу жизни.

В иные дни Бен-Юб долго всматривался в глубокий провал долины. Что и говорить, подлинные богатства сосредоточены в руках колонистов. Его собственный участок, как и участки других крестьян Бни-Бублена, лежит на каменистом склоне горы. Земля тут родила, но она была скупа, как и здешние женщины, ширококостые и худые. Бни-Бублен со своими полями, изрезанными оврагами, со своими посевами, карабкающимися по обрывистым склонам или примостившимися у подножия скал, находится на пороге бесплодных земель.

Крестьяне здесь не имеют бумаг Алжирского банка, а золотых монет — и подавно. Они еле сводят концы с концами. У них нет ни гроша в кармане, работа же тяжелая…

А налоги? Чтобы их уплатить, случается продавать побрякушки жены, свою собственную одежду, шерсть из матрацев, а иногда приложить ко всему этому и несколько овчин. Продавать можно все, но только не землю.

Если в наше время и удается кое-как прожить да заработать на кусок хлеба, большего и требовать нельзя. И все же ухитряешься понемногу копить. Если в землю вложить труд, она отблагодарит тебя. В горах крестьянин работает в поте лица, не зная отдыха. Если ему посчастливится сберечь несколько грошей, то за счет собственного желудка. Ничего не поделаешь, приходится урезывать себя.