Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 2

Но самым главным просчетом в истории интеллигенции и, следовательно, революции было то, что, не будучи способной дать «творческий ответ» на исторический вызов, т.е. на приход массы на арену истории, интеллигенция оказалась, несмотря на культурный Ренессанс, неспособной сохранить иерархию в культуре, подчинить массу своей воле, в результате чего появились вожди, а общество вернулось к более примитивной форме социума, которую позднее Х. Ортега-Гассет назовет «варварской».

Итак, наша попытка понять замысел М. Горького, спровоцированная фильмом В. Титова, приблизилась к завершению. Наверняка зрители и читатели будут находить все новые и новые смыслы и уровни этого литературного произведения. Мы не утверждаем, что В. Титов воспроизвел все смыслы, что в данном романе имеют место. Хотя возможности телевидения этому все же способствовали. В конце концов, то, что обычно киноведы называют экранизацией, т.е. переносом литературного произведения на экран, будет ли это экран кинематографический или экран телевизионный, есть всего лишь интерпретация, а, точнее, одна из интерпретаций романа. Не более того. Поэтому мы не сомневаемся в том, что после обращения В. Титова к роману М. Горького к нему кинематографисты будут обращаться вновь и вновь. Ведь обращаются же они постоянно, например, и к его роману «Мать» и к его пьесе «На дне». Скажем, одна из кинематографических интерпретаций пьесы «На дне» принадлежит даже великому А. Куросаве.

Но раз вариант В. Титова, представленный в большом формате, – это только одна из интерпретаций романа, то ясно, что какие-то его глубинные уровни режиссером могли быть не уловлены, не осмыслены и визуально не представлены. На чем же, обращаясь к фильму В. Титова, с помощью которого, как мы убеждены, можно выявить некоторые смыслы романа, ставить акцент сегодня, т.е. во втором десятилетии ХХ века? Что нам, находящимся сегодня в непростой социальной и культурной ситуации, в этом фильме и романе интересно? Что можно осознать с помощью этого фильма и этого романа? Осознать из того, что остается за границами и романа, и фильма, в самой жизни. Прежде всего, и это звучит даже банально, необходимо заново осознать отношение к революции. Но отношение изменившееся. Совсем не то, что имело место в первой половине прошлого века.

Казалось бы, зачем это нужно? Попробуем, завершая статью, на этот вопрос ответить. Мы много внимания уделили процессу десакрализации революции, и это, конечно, процесс последних десятилетий. Может быть, даже вообще всей второй половины прошлого столетия. Конечно, этот процесс протекает в самой жизни, но он захватывает и экранные искусства. Уже в эпоху оттепели начали появляться фильмы, в которых события революции воспроизводились в авантюрной форме. Одни из таких фильмов были средними, даже посредственными, другие были даже шедеврами, как фильм Н. Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Но дело даже не в конкретных фильмах, а в общей тенденции.

Следя за этим процессом, можно сделать следующие заключения, возвращающие к тому нашему утверждению, которое во вступлении к данной статье мы сделали. Утверждению о том, что бифуркационные ситуации в истории, а революция и предстала именно такой ситуацией, в массовом сознании активизируется миф в его ранних и, естественно, бессознательных формах. Реальность этого мифа мы обнаружили в романе. Но роман запечатлел лишь тот момент в истории, когда миф только еще начал соединяться с политической идеей. Миф политизировался, точнее, предстал в политической форме, в форме развертывающихся политических событий. И, следовательно, в силу этого альянса с политикой, он утрачивал некоторые свои универсальные свойства (например, нечувствительность ко времени), но зато сохранял одно из определяющих своих свойств – сакральность.

Сакральное без мифа не существует. Это вообще основополагающий признак мифа. Поэтому та десакрализация, о которой мы в тексте высказываемся, есть следствие демифологизации революции. А когда миф вместе с сакральным покидает сюжеты о революции, революция превращается в авантюрное повествование. Но авантюрное повествование, утрачивая свойства мифа и, соответственно, сакральности, становится развлечением. Превращать события революции хотя бы в вестерн, в развлечение, в авантюру является необходимостью. Почему? Потому, что фильмы о революции перестали смотреть. Это стало ясно уже в 60-е годы. На этом фоне девальвации революционных идеалов и следует рассматривать появившийся в 80-е годы фильм В. Титова.