Большой футбол

Надо быть очень внимательным! Мяч у капитана ленинградцев хавбека Валентина Федорову. Он быстро продвигается с ним и входит на нашу половину поля. Его преследует наш полусредний, неутомимый и яростный Владимир Степанов, явно вынуждая передать мяч. Федоров ищет свободного партнера. Сейчас очень важно угадать направление паса. Зорко слежу за Аркадием Аловым, он делает рывок, чтобы обеспечить себе открытую позицию для приема передачи, но я вовремя перемещаюсь.

Положение стопроцентно выигрышное, и я совершенно спокойно готовлюсь остановить катящийся на меня мяч подошвой бутсы. Угрозы проиграть мяч никакой. Алов быстро надвигается на меня, но у него позиция безнадежная, бежит он явно на всякий случай.

И такой случай происходит. Редчайший. Я задеваю задними шипами за приподнятый квадратик дерна, моя нога «врет» от неожиданной задержки. Стадион ахнул... Мяч проскочил мимо меня, и Алов стремительно выскакивает вперед. Вот он уже один на один с вратарем.

Только вратарь Владислав Жмельков остается на пути Алова. Сильный удар в ворота. Жмельков молниеносно бросается навстречу Алову и в семи метрах от ворот падает ему в ноги.

Еще раз ахнул стадион, еще раз, когда мяч попал в грудь упавшему Жмелькову. Но мяч от груди Жмелькова катится вдоль пустых ворот, и на него неудержимо бежит крайний нападающий ленинградцев.

Неотвратимый гол. Форварду никто не мешает, и ворота открыты. Он бьет, но... задевает шипами бутсов за квадратик дерна. За тот же проклятый квадратик дерна! И мяч от неверного удара режется мимо боковой штанги, под разочарованный стон ленинградцев.

Как вскинулись наши ребята! Как будто новой энергии в них добавилось.

Вон Владимир Степанов, крепкий, коренастый, неутомимый штурмовик уже орудует на подступах к штрафной площадке ленинградцев. С мячом он расстается неохотно, любит сыграть индивидуально, но окруженный тремя противниками, вынужден отдать мяч Глазкову. Тонкий пас Глазкова — и следует сильнейший удар по голу. Это бьет стремительно вторгшийся уже в штрафную площадь Степанов.

«Удар! Еще удар!» — закричал бы сейчас радиокомментатор Синявский. Отскочивший от вратаря мяч сначала добивает Виктор Семенов, но когда Лихвинцев в отчаянном броске парирует удар, то отскочивший метров на шестнадцать от ворот мяч в третий раз посылает в ворота левый край «Спартака» Николай Гуляев.

Мяч неумолимо летит в верхний угол ворот, в «девятку». И когда казалось, что победа достигнута, вдруг вытягиваются вверх руки и отбрасывают мяч за линию ворот.

Это были руки защитника ленинградцев Виктора Федорова, пошедшего в безвыходном положении на крайнюю меру. Это нарушение, влекущее за собой высшую меру игрового наказания, — одиннадцатиметровый удар. Пенальти.

Судья Щелчков проверяет шагами отметку для удара. А время игры истекло. Истекло! Девяносто минут окончились.

По правилам оставалось только произвести этот удар. Таким образом, игра, только что чуть не кончившаяся из-за моей ошибки обидным поражением, теперь сводится только к одному удару.

На стадионе не было человека, который не ощущал бы эту редкую по напряжению и драматизму футбольную минуту.

Я иду от своих ворот медленно, не торопясь. Мне, как капитану, надо сейчас решить, кому бить пенальти.

Степанов? Но он устал после бурной, только что закончившейся атаки. Семенов? У него сильнейший удар, но нет гарантии за точность, тем более что мяч, отбитый вратарем, в данном случае, когда время истекло, не добивается. Значит, надо бить предельно точно. Сам? Нет, после только что случившегося промаха мне не одолеть такого испытания. Подумать только: чуть не проиграл игру, а теперь упустить победу!

На мгновение мелькает мысль — малодушие? Нет, здравый смысл. Я бью только штрафные удары, а пенальти не бил уже несколько лет.

Да, но надо принимать решение. Глазков? Не сломился ли у него характер в психологической борьбе с болельщиками?

Ребята на мяч не глядят. Значит, желающих бить нет. И вот все процедуры исполнены, мяч установлен на отметке, игроки вышли за пределы штрафного поля, зрители на трибунах приготовились к последнему испытанию этого тяжелейшего матча. На стадионе мертвая тишина. Мне уже надо кому-то сказать: «Бьешь ты!» Кому? В этот момент, строго смотря мне в глаза, совершенно спокойно Жорж Глазков говорит:

— Андрей Петрович, я забью.

— Бей! А не забьешь — неважно! (После мы много смеялись над этим «неважно».)

У Глазкова еще хватило выдержки попросить у судьи разрешения поправить мяч. И только установив мяч по обыкновению на шнуровку, он неторопливо отошел на нужную для разбега дистанцию.

На стадионе в этот момент лети муха — было бы слышно. И вот он состоялся, этот замечательный глазковский одиннадцатиметровый удар!

Мяч направлен в намеченный угол, входит в ворота ровно настолько от штанги, чтобы не попасть в нее, но и быть на максимальном расстоянии от вратаря. Полуфинал наш.