Флавиан сам приезжает забрать Джейми из горной хижины и доставить на церемонию в музей Сиэтла. Тот выстаивает ее с неловким чувством, отвыкнув от толпы и нервно высматривая семейство Фэи. Никто из них не пришел, но блистательные акварели Тернера, обнаруженные им на чердаке их дома и снабженные табличкой «Из собрания семьи Фэи», повесили на отдельную стену. Простые волны цвета на маленьких прямоугольниках рельефной бумаги, и все же кажется, они передают раскинувшуюся панораму моря и неба, бесконечного пространства.
Среди множества рук, что он пожимает, одна принадлежит члену Общества искусств в Вашингтоне. Почему Джейми не участвует в Федеральном художественном проекте, интересуется тот. Цель проекта – дать художникам возможность работать. В библиотеке Беллингхема требуется стенная роспись. Джейми не готов взяться?
Готов, отвечает Джейми, хотя Флавиан недоволен, он хочет, чтобы тот и дальше писал холсты на продажу, и, пожалуйста, Джейми, пожалуйста, не жги больше ничего, по крайней мере, не показав сначала Флавиану.
Но Джейми нравится идея написать что-то неподвижное, прочное. Он запирает хижину, обривает бороду и спускается с гор. Когда заканчивает в Беллингхеме, Общество искусств посылает его на остров Оркас выполнить роспись в почтовом отделении. Сейчас, в первые недели 1939 года, он сидит в поезде, едет повидаться с Мэриен в Ванкувер. Их воссоединение запоздало, но она не хочет уезжать с Аляски. Пока нет. На Джейми черное пальто и серый костюм из камвольной шерсти. Оказывается, ему не терпится побывать в городе, откуда он в панике бежал.
Разместив в грузовом отсеке самолета два запасных бака с топливом, Мэриен летела из Валдиза три дня с четырьмя остановками. В основном держалась береговой линии континента, слева высились снежные вершины. Почти все время монотонного полета она была сосредоточена и одновременно скучала, хотя ей не пришлось дожидаться летной погоды. Постоянно дребезжал двигатель, и несколько раз казалось, она будто бы слышит, как спотыкается и кашляет «Стирман» Баркли.
Когда она добралась до гостиницы, человек за стойкой долгим, оценивающим взглядом осмотрел ее с ног до головы, но Мэриен вздернула подбородок и протянула деньги (грязь под ногтями). С Джейми они договорились, гостиницу найдет он, а она заплатит за оба номера. Она настаивала. У него денег мало, а у нее все в порядке. В номере Мэриен приняла ванну и попыталась привести себя в порядок, но оставалось только возможное. Даже если бы она хотела надеть платье, у нее их не осталось. Кроме губной помады, не имелось никакой косметики. Лицо густо усеяли веснушки, волосы, как всегда, обкорнаны и изувечены. Мэриен надела чистую рубашку и брюки, протерла гостиничным полотенцем ботинки, пригладила волосы, пощипала себя за щеки. Ей хочется, чтобы Джейми увидел перед собой матерого пилота, работающего в сложных условиях, понял, что сестра шесть лет продержалась в суровых краях, был впечатлен ее выносливостью, а еще поверил, что она может почти все и любой вызов судьбы встретит легко и уверенно. Поэтому Мэриен и облачилась в доспехи из ботинок, брюк и тулупа, правда, с некоторым сожалением, поскольку ей хочется предстать перед Джейми еще и красивой сестрой. Она надеется не показаться ему слишком странной.
Джейми стоит в вестибюле у камина, засунув руки в карманы, и, когда она спускается, оборачивается на лестницу. В лице нет испуга, только радость. Удивлена она. Перед ней взрослый мужчина, хотя, конечно, как иначе. У него тоже прежние веснушки, прежние очень светлые волосы, но они умело подстрижены и по моде напомажены. Даже в том незначительном движении, как он обернулся поздороваться с ней, чувствуется сдержанная раскованность.
– Ты всегда такой чистенький? – спрашивает она, когда он обнимает ее, по-медвежьи хлопая по спине.
– Только когда хочу произвести впечатление. – Он отстраняется на расстояние вытянутой руки. – А тебе все еще неинтересно ослеплять.
– Я буду тебя смущать?
Он протягивает ей руку:
– Никогда.
Шагая одинаково длинными шагами, Джейми и Мэриен идут ужинать. Сперва они немного напряжены, не знают, как лучше продраться через прошедшие годы. Говорят о Уоллесе, о доме, о том, что с ним делать. В конечном счете приходят к решению: Джейми поедет в Миссулу продать его, найдет, куда пристроить нужное (книги и сувениры Эддисона, картины Уоллеса), и продаст остальное. Старый Фидлер умер, но он поищет пристанище для оставшихся собак. Ни один из них не собирается возвращаться в Миссулу. Война все-таки будет, уверяет Джейми, получая законное удовольствие от предсказания катастрофы, хотя в глубине души не может до конца поверить, что человечество способно на такую глупость. Даже люди вроде Гитлера – как они могут хотеть еще одной войны? Как вообще кто-то может ее хотеть? Джейми озадачивает доминирующее представление о том, что люди в устрашающих количествах должны убивать друг друга, пока кто-то где-то почему-то не решит, пора, дескать, остановиться.