Большой круг

Она почувствовала, как шевельнулись губы, но не вышло ни звука. Она толкала дверь, но не могла открыть ее, потому что превратилась в пар.

– Вы в порядке? – спросил летчик, открывая дверь.

Она пронеслась мимо, а может быть, сквозь него, как привидение.

Нелетная погода привязала пилотов к земле на все утро. Тем не менее Мэриен прошла в дежурку, натянула тяжелый летный костюм, ботинки на меховой подкладке, взяла сумку и парашют. Подошла к «спиту» (его требовалось перегнать в Косфорд), забралась в кабину и, ничего не проверив, взлетела, равнодушно зафиксировав сигнал в конце взлетной полосы – красный, не зеленый. Тут же она очутилась в облаке. Тьма пульсировала кругами света, как бывает, если надавить на закрытые веки. Скоро Мэриен заметила, что глаза ее в самом деле закрыты. Открыла. Воздух оставался непроницаемо серым. Она на боку или вверх ногами? Какая разница? Мэриен представления не имела, где находится, не задумывалась, куда может влететь. И вдруг очутилась между синим куполом и непотревоженным пушисто-белым слоем.

Джейми погиб. Она кричала в кабине. Самолет не упал с неба обратно в облако, хотя должен был. Сам полет обязан был оказаться обманом. Однако «спит» продолжал лететь, равнодушно гудел мощный двигатель «Мерлин». Мэриен резко развернулась на запад, заложила вираж, снова выровнялась. Увеличивала скорость до тех пор, пока в гул не вонзился вой. Единственное осознаваемое желание – утонуть в океане. Раньше, набирая слишком большую высоту или скорость, она до конца не верила, что сама может стать причиной собственной смерти, но теперь ощутила наличие в небе границы, черты, за которую можно залететь и не вернуться.

В облаке никаких разрывов. У нее нет возможности понять, что внизу – суша или вода. Не важно. Скоро она будет над Атлантикой. Естественно, надо лететь на запад. Монтана на западе. Аляска на западе. Джейми в Тихом океане на западе, почти точно в противоположной точке земного шара. А тогда все уже оказывалось и на востоке. Ей нужна вода – простор и забвение. Может, она упадет не слишком далеко от «Джозефины». Ей и Джейми суждено закончить вместе в океане.

«Не надо».

Так четко, как будто двигатель вообще не издавал никакого шума, как будто она парила в беззвучном воздухе. Голос Джейми, ошибиться невозможно.

«Вернись».

– Не хочу, – сказала она вслух.

«Разворачивайся».

Она снова над расщелиной. Тело опять уплотнилось, вернулось в себя, даже превзойдя реальную плотность, отяжелело, исполнилось страха. Она стала тяжелее горы, тяжелее всей воды в океане. Хотя такая тяжесть в принципе не могла двигаться, она очень медленно надавила на рычаг, на штурвал, как будто нога – самый тяжелый и медленный поршень в мире. Самолет развернулся.

* * *

Все еще надо было найти место для посадки. Когда топливомер показывал почти ноль, на севере у горизонта появилось темное пятно, где плотное облако разорвалось, как вата. Она взяла курс на холмистую местность, слегка припорошенную снегом. В свете низкого солнца ручьи и озера блестели ослепительно-желтым, будто неаккуратно сорвали лист сусального золота. Она увидела плоское открытое поле фермы – ни коров, ни овец, – посадила самолет, выключила двигатель. Открыла фонарь в вечер и, хотя над ней плыл только холодный воздух, почувствовала давление многих тысяч футов воды.

Проблески

СЕМНАДЦАТОЕ

В конце концов позвонила Аделаида Скотт. Я только закончила разговор с Шивон и решила, что она перезванивает с другого номера, как вдруг услышала:

– Это Аделаида Скотт.

– Кто?

– Мы виделись на ужине у Редвуда Файфера. Скульптор. Похоже, я произвела не очень сильное впечатление.

Она, по ее словам, хотела позвонить раньше, но… в общем, не позвонила. Не была уверена.

– Но потом помощники рассказали мне о вашем… Что вы недавно появились в новостях, и я решила позвонить.

– Правильно. Отлично. М-да, я все думала, зачем вам понадобился мой телефон.

– Это несложно. Дело вот в чем. У меня есть кое-какие письма Мэриен Грейвз – письма к ней, а также ее письма, – и я подумала, они могут вас заинтересовать.

Время, когда скульпторша могла бы заинтриговать меня инфой про Мэриен Грейвз, похоже, осталось в другой жизни.

– Честно говоря, я не совсем понимаю, что мне с ними делать. В данном аспекте фильм уже отлит в бронзе.

– Я так и думала. Однако, мне думается, дело в другом. Не знаю, почему мне так хочется вам их показать. Вы… Прозвучит странно, но вы в моих глазах что-то символизируете. Пока не знаю что. Вы как бы дублер. Не ее дублер, а нечто более абстрактное. Что-то про то, как о ней думают.