– Почему тебя это удивляет? – рассердилась девушка. – Жора закончил филологический факультет МГУ, между прочим, позавидуй.
– Да я и завидую, – честно признался ботаник.
– Жора, читай.
Редошкин покосился на Максима, уловил едва заметный кивок и прочитал:
– Боже мой, как верно подмечено! – Вероника захлопала в ладоши. – Аж до сердца достаёт! Жаль, что в нашем Лесу нет цветов!
Максим невольно усмехнулся. Девушка произнесла «нашем» так, как он сам отзывался о земных лесах и полях, считая их своими, и её оговорка уже становилась прецедентом, расширяющим границы личного пространства.
Остановились в очередной раз над полем цветущих «магнолий». Заметили приближавшуюся стаю птиц.
– Командир? – отреагировал Редошкин.
– Спокойно, лейтенант, – сказал Максим.
– Что делаем?
– Ничего, ждём.
«Вороны» подлетели журавлиным клином и затеяли карусель, перестраиваясь в кольцо. Птиц было не меньше нескольких сотен, поэтому иногда сгустки стаи затемняли солнце.
– Ох и опасные птички! – вполголоса заметил Редошкин. – Тем более что здесь они в три раза крупнее, чем дома.
– И умные! – подхватил Костя. – Врановые вообще наравне с попугаями самые интеллектуальные птицы в мире. А в чём-то они и попугаев превосходят.
– В чём же?
– В решении сложных задач, например. В их среде есть настоящие социальные связи, иерархия как у людей. Даже в большой стае вороны знакомы меж собой индивидуально, узнают друг друга «в толпе», заводят моногамные связи. У них случаются даже пожизненные союзы. Хотя при этом они спокойно питаются яйцами других птиц и не брезгуют птенцами, разоряя гнёзда.
– Я и говорю – опасные птички, агрессивные.
– Ну, я бы так категорично не утверждал. Вороны не агрессивнее более крупных пернатых. В городах они вообще выступают в роли санитаров, добивая слабых и больных птиц, а также являются регуляторами численности голубей и воробьёв.
– Я слышала, что в Кремле держат ястребов для отпугивания ворон, – сказала Вероника. – Они коллективно приносили камни и сбрасывали их на стеклянные крыши.
– С другой стороны, они часто дружат с кошками, собаками и людьми.
– Откуда ты это знаешь, про ворон? – полюбопытствовал Редошкин. – Ты же ботаник.
– Мы и общую биологию изучали, между прочим, – похвастался Костя. – Вороны, кстати, способны к эмпатии, то есть к сочувствию и сопереживанию. Не зря фантасты прочат их в сменщики человечества.
– Пока что мы знаем другого сменщика – чёрный лес.
– Может, вороны его и сменят.
Кольцо птиц над зэковозом вдруг стремительно собралось в ракетообразный сгусток и поплыло прочь.
– Уходят? – предположил Редошкин.
Но птицы не ушли. Пролетев всего метров пятьдесят, стая остановилась, повисела, мерцая кисеёй краёв, снова двинулась в путь и снова остановилась, словно дожидаясь гостей.
– Они нас приглашают! – воскликнул Костя. – Видите?! Ждут! Давайте за ними!
– Не нравится мне это, – мрачно буркнул Редошкин.
– Посмотрим.
Зэковоз устремился за «ракетой» псевдоворон.
Спустя минуту проводники развили приличную скорость (Максим оценил её под сто пятьдесят километров в час), и после часа полёта кузнечиковский корабль пролетел мимо странного участка леса, больше напоминающего ряд скал причудливой формы, накрытых травяными и кустарниковыми зарослями. Но самым главным объектом этого образования оказалась полуразрушенная фигура женщины с тремя лицами, стоявшая над всей возвышенностью и смотревшая на скалы.
– Амазонка! – проговорила Вероника с дрожью в голосе.
– Город Амазонок! – возбудился Костя. – Надо его обследовать и найти!
– Чего найти? – не понял Редошкин.
– Чего-нить полезное, – нашёлся ботаник. – Макс, давай проверим скульптуру!
– Не сейчас, – мотнул головой Максим, наблюдая за маневрами «ворон».
Стая птиц остановилась в воздухе, пульсируя как живое существо. Границу скал она не пересекла, зависла в стороне на высоте полукилометра.
– Макс! – заныл Костя. – Летим к городу! Интересно же посмотреть на жильё Амазонок!
– Смотри отсюда, – посоветовал Редошкин.
– Что я отсюда увижу? Если в мемориале все здания похожи на фигуры женщин, то их дома вовсе не являются статуями. Прямо грибы какие-то с виду!
Максим тоже обратил внимание на форму скал, имеющих в большинстве случаев грибообразную геометрию. Основной массив «грибов» не превышал высоты трёхсот метров, но были и здания вдвое выше, располагавшиеся на окраинах города как часовые у границ охраняемой территории.