Большой путь

Синие вспышки огней электросварки выхватывали из темноты крутобокие трубы, людей, склоненных над ними, ноздреватый лед, воду, уже не замерзавшую в прорубях.

Производитель работ инженер Смирнов, прикуривая у Лодыгина, сказал ему:

— Шли бы домой, Василий Никанорович. Справимся…

Лодыгин пристально посмотрел в обветренное, почерневшее лицо инженера, освещенное дрожащим синим светом.

— Это хорошо, что можете без начальника справиться. Его дело — общее руководство всем районом, а не отдельным участком. Так ведь думаете?

— Так, — смущенно ответил Смирнов.

— И еще думаете, — зачем, мол, он тут ходит, инициативу у нас отбивает, нам развернуться не дает…

— Что вы, Василий Никанорович!

— Полно-ка, Смирнов. Я ведь не в обиду, а в похвалу говорю. Жадны вы очень до работы. Это — хорошо.

Инженер и Лодыгин оба тихо засмеялись и понимающе взглянули друг другу в глаза.

— А я инициативу вашу и не отбиваю, — заговорил опять начальник. — Видите — хожу, смотрю, помалкиваю.

— Не спроста, наверно? — хитро спросил Смирнов.

— Угадали.

Лодыгин долго молчал, покуривая и глядя вниз, на лед. Там, под его толщей катился мощный поток, с каждым часом набухая от весенних ручьев. Скоро ему станет тесно, захочется разлиться вширь, тогда он с треском взломает лед и хлынет на берега.

— Как думаете, Смирнов, — спросил, наконец, Лодыгин, — успеем мы до ледохода опустить третью линию дюкера?

— Но даже трубы, Василий Никанорович, не подвезены со станции, — не отвечая прямо на вопрос, сказал Смирнов.

— Подвезем.

— Хм…

— Что?

— Ничего… То есть, я говорю, опасно.

Оба долго молчали. Смирнову показалось, что он ответил не так, слишком поспешно, и ему стало стыдно за необдуманный ответ. Конечно, начальник не для того спрашивал, чтобы лишний раз услышать об опасности. Он хотел найти поддержку, совет.

— Впрочем, — сказал Смирнов, — за сварщиков и водолазов я ручаюсь. Они успеют. Но вот — шоферы… Пройдут ли машины через Волгу?

Снова молчание, еще более тягостное для Смирнова.

— Вели послать опять Емельянова с его бригадой… — начал он рассуждать вслух. — Это — опытный и смелый водитель… И брать, скажем, за один рейс не три трубы, а пять, тогда в три дня можно перевезти все.

— Пять труб машина не поднимет, — уверенно сказал Лодыгин.

— У Емельянова поднимет, — так же уверенно возразил Смирнов.

Начальник отбросил догоревшую папиросу.

— Будем рассуждать трезво, товарищ Смирнов. Сильно загруженная машина сядет на такой дороге и никакой шоферский гений ее не вытащит. Понятно?

— Что же делать?

— Звоните в автоколонну, вызывайте Емельянова.

3

Надевая комбинезон, шофер Емельянов — молодой, светловолосый парень — сердито ворчал:

— Навязался ты на мою голову. Вот опять я получил наряд за Волгу ехать. Ну, куда я тебя дену?

— С собой возьми, — сказал Пашка, надув губы.

Он уже второй день жил в общежитии у своего брата Николая Емельянова и, несмотря ни на какие уговоры и угрозы, не хотел возвращаться домой. Николай пробовал отправить его с попутной машиной, наказав знакомому шоферу следить за ним. Перед переездом через Волгу шофер пошел вперед посмотреть подтаявшую дорогу, а когда вернулся, Пашки в кабине уже не было.

— Все равно я с тобой буду жить, — сказал он брату. — Отправишь домой, а я опять прибегу.

— Тебе же в школу надо, — сердился Николай.

— А ты меня в ученики шофера возьми.

Брат только горестно вздохнул и постучал пальцем сначала Пашку по лбу, а потом в стену. Пашка обиделся, но промолчал. Он был готов снести любую обиду, лишь бы остаться на стройке.

Следя за тем, как брат одевается, Пашка думал, что же ему предпринять. Взять его с собой в поездку Николай решительно отказался. Сидеть в комнате и смотреть, как плачет светлыми слезами за окном сосулька, не хотелось. Не за тем он в самом деле приехал на стройку!

— Я пойду гулять, — сказал Пашка.

— Домой поезжай, — настойчиво повторил Николай. — Я матери записку послал, все равно она увезет тебя.

Пашка, не сказав на это ни слова, вышел. Ладно, он сам о себе позаботится. Пойдет и попросится на работу, он знает, что мальчишек тоже берут. Зимой в Ставрополе был, например, такой случай. Окно дома, где жил Пашка, выходило на обширный пустырь, в его углу был навес для лошадей, а посередине стоял длинный одноэтажный дом, обшитый серыми досками — «заезжий двор», как называли его в городе. Однажды Пашка увидал в окно, как на крыльцо дома вышел приземистый, совсем маленький мальчишка без шапки, в черных штанах с голубым кантом ремесленного училища и в розовой майке. Он сладко потянулся, сцепив пальцы на затылке, попробовал — безуспешно — пригладить торчащие волосы мочального цвета и вдруг, опершись одной рукой о перила, легко махнул через них на снег. Там он сосредоточенно, с серьезным выражением маленького веснущатого лица принялся делать гимнастику,