Большой секс в маленьком городе

Чтобы прикрыть гостей от солнца днем и внимательных взглядов ночью, Рада решила установить у себя на дворе большой навес. Им занимались ее родственники из северной части острова. Тут я должен пояснить, что Санта-Маргарита-и-Лос-Монхес — это длинный, вытянутый остров, тропический на юге и пустынный на севере. На самом деле он такой длинный, вытянутый и разнотипный, что первооткрыватели-европейцы приняли его за два острова, откуда и появилось его громоздкое название: они дважды присвоили себе один и тот же остров, назвав плодородную часть Санта-Маргаритой[9], а бесплодную Лос-Монхес[10]. Север не такой развитый, как Юг, поэтому Рада, как когда-то в далеком прошлом и моя собственная семья, переехала сюда. Географическое и экономическое разделение усугубляется тем, что на Севере главным образом говорят по-испански, сохраняя язык первых колониалистов, а южане усвоили английский язык своих более поздних правителей. Большинство мигрантов сумели хорошо устроиться на новом месте, но в целом еще остается некоторая натянутость в отношениях между двумя общинами, разделенными климатом, языком, небольшой горной цепью и — что вызывает больше всего конфликтов — эксплуатацией полезных ископаемых: то, что можно назвать коммерцией и политикой, происходит в Санта-Маргарите, а иллюзия добычи национальных ресурсов имеет место в шахтах Лос-Монхес, и северяне ощущают это, как дырку в зубе, откуда выпала пломба, и не могут не трогать ее языком, пока вконец его не расцарапают.

Вот почему достойно сожаления, что Мальчики притопали в дом к Раде с бандой англоговорящих дружков и сломали навес, возведенный испаноговорящими гостями с Севера. Гости были недовольны. О происшествии сообщили домой, и тут же поступил ответ: два предприятия, принадлежавшие южанам, сгорели дотла. Пожалуй, в наши дни никому не нужно объяснять, как нарастает вражда, словно снежный ком, и вскоре уже две общины смотрели друг на друга так, словно хотели испепелить взглядом.

Тетя Долорес торжественно заявила, что диверсию на празднике у Рады устроили противники ПП, но ее высмеяли, и она замолчала. Старинная вражда сильнее новой, и все знали, кто виноват на самом деле, и северяне, и южане. Тетя Долорес с ПП открыли форменный ящик Пандоры, и наша поддельная война самым неприятным образом стала превращаться в настоящую. Время от времени раздавался голос разума. Рада отменила вечеринку на том основании, что лучше она вообще не будет праздновать, если к ней под одну крышу не соберутся все ее друзья и с Юга, и с Севера. Милостивый Бог Дональд проехал по деревням, проповедуя терпимость и взаимопонимание. Даже мистер Бэгвелл, директор похоронного бюро, которому гражданская смута по идее должна была принести больше выгоды, чем кому-либо другому, вывесил объявление о том, что, к его большому сожалению, он не имеет возможности бальзамировать бузотеров, погребать громил и кремировать поджигателей, но с радостью обслужит всех, кто умер естественной смертью. Но никто уже не владел собой, и циники, ссылаясь на исторические прецеденты, замечали, что в этом мире мало что так же естественно, как умереть насильственной смертью, так что голос разума пропал втуне.

Стороны разделились, начали обзывать друг друга, и обстановка резко обострилась, когда толпа южан поймала северного агитатора за писанием оскорбительных лозунгов на стене и погнала его из нашего города с криками: «Баба! Давалка! Давалка!» Насколько я знаю, давалка — это такая теплая, мягкая и приятная штука, обычно обрамленная треугольником волос. Но вовсе не теплое, мягкое и приятное первым делом приходило на ум при взгляде на этого человека, потому что густые волосы у него произрастали исключительно из ушей и ноздрей, а в остальном голова была совершенно лысая. Пожалуй, эти три ключевые точки можно было бы соединить в треугольник, но то, что он в себе заключал, не было ни теплым, ни мягким, ни приятным.

Однако внешнее сходство не в большом почете у людей, если уж они настроились демонизировать противников, и обзывать северян давалками считалось такой остроумной шуткой, что ее повторяли при всяком удобном случае, до тех пор пока в конце концов это слово не превратилось в синоним любого северянина. При этом, как бы по умолчанию, южане стали имелками, так что скоро остров оказался шайкой драчливых Имелок и Давалок. Как это часто бывает, первоначальное оскорбление постепенно превратилось в символ гордости, и Давалки заявляли, что никому не дадут спуску, а Имелки хвастались, что всех отымеют. Все это было очень глупо, но я не мог протестовать, будучи одновременно и Давалкой и Имелкой.