Когда стало известно, что нацисты имеют крупного врага в лице советской разведки, встал вопрос о том, как противодействовать, как влиять на Советский Союз, Гиринг мне говорил: нет ничего легче для нас, чтобы встретиться с кем угодно в Швейцарии, Турции, Швеции — с американцами, англичанами и другими. Только не можем найти возможности для официальных или частных контактов с кем-то по линии Советского Союза — с дипломатами или разведчиками. Не знаю, кто был отцом этой идеи. Если удастся перехватить сети в разных странах, можно по этим линиям начать игру. Кого нельзя использовать, надо уничтожить, убрать, кого можно привлечь, надо использовать для игры. Под видом нормальных действий советских разведчиков передавать свою дезинформацию в Москву. Конкретно эта идея начала осуществляться после провала в Берлине. В этом и заключалась причина сохранения в глубокой тайне процессов Красной капеллы. Любопытно, что когда гитлеровцам удавалось раскрывать радиоточки, предположим, английской разведки, французской, об этом очень широко сообщалось. Это имело пропагандистский характер. Мы, нацисты, так сильны, что можем уничтожить легко всю вражескую сеть. В отношении советской разведки после ликвидации точек в Праге, потом в Голландии, в Бельгии, Франции задачей гестапо было сохранить все в абсолютнейшей тайне. В это время уже сложился план большой игры. Это дает возможность понять те трудности, которые в то время возникли в Центре.
Когда Ефремов был арестован, он дал понять немцам, что в Париже сидит Отто, который должен быть либо захвачен, либо использован для игры. В одном месте Шелленберг говорит, что в то время через Ефремова (ошибочно он называет его Кентом) давали информацию исключительной важности и правдивости. Поэтому, когда я получал ответ на мои сообщения, что Ефремов арестован, мне возражали — если работает его точка и он дает важную информацию, значит, это ошибка, Ефремов остается на месте и продолжает работать. К этому времени Ефремов уже знал Венцеля, но тот имел самостоятельный шифр. В Центре очень было трудно понять сложность всей ситуации. Могло бы вызвать подозрение — почему от Ефремова, который до того давал очень второстепенную информацию, вдруг стала поступать такие важные донесения. Почему вдруг пошла важная информация стратегического значения.
С Ефремовым велась работа в том направлении, чтобы наложить руку на меня, а с другой стороны, создать себе базу доверия в Центре для предстоящей игры, которая подготовлялась. Можем считать, что практическая работа по обеспечению игры проводилась уже в апреле 42-го г., когда активно действовала зондеркоманда во главе с Гирингом. Гиринг потом в некоторых разговорах со мной утверждал, что им многое не удалось потому, что они провели слишком много арестов и тем самым раскрыли себя. То, что им удалось осуществить в 44-м г. с Кентом, когда Кент работал с Озолом, когда Кент под видом советского разведчика вошел в контакты с целой группой французского Сопротивления, насчитывавшей несколько сот человек, это было то, что нацисты хотели добиться в 42-м г. Это раскрывает, в частности, и то, почему они во что бы то ни стало должны были добиться моего тайного ареста. Я насчитал одиннадцать подготовленных операций, ловушек, чтобы завлечь меня в одну из них. Из них десять попыток установить контакты планировалось осуществить без моего ареста. Проба с Лихониной, попытка воздействовать через сестру Максимовича, вытащить в Берлин в связи с покупкой алмазов, приглашение для получения пропусков в неоккупированную зону в организацию «Тодт», во всех этих попытках было намерение не проводить моего ареста. Я должен был попасть в их руки, но чтобы никто не знал об этом. Но они хорошо знали от Ефремова, что у нас существуют контакты по линии ЦК французской компартии, но ни Кент, ни Ефремов не могли сказать, как, через кого осуществляются эти контакты. Они знали только одно: знает об этом Отто и, возможно, Гроссфогель. Для противника это было самое основное затруднение.
В проведении большой игры я усматриваю три этапа. Первое: вывод, сделанный противником, что советская разведка имеет крупную сеть передатчиков во всех оккупированных странах и в самой Германии. Второе: предположение, что можно разбить эту сеть, но это в конце концов ничего не даст, потому что они убеждались в том, что как только где-то замолкает одна точка, появляется другая. Тогда формируется идея покушения на сеть Главразведупра, чтобы ее перехватить и использовать для игры. Действовать намечалось по двум линиям. Кого возможно привлечь на свою сторону, когото изолировать или устранить и от имени этих разведчиков вести большую игру. Так они пошли на рискованную вербовку Венцеля, потому что знали, что почерк радиста должен быть сохранен.