На запросы загранпрессы по поводу польского гражданина Домба от имени правительства могу сообщить, что мы к нашему гражданину Домбу не имеем абсолютно никаких претензий идеологического, политического или национального характера. Если ему не разрешается уехать с женой из Польши, то это происходит из-за очень важной, государственного значения, причины. Он назвал это «резон де та» (причина государственного порядка). Резон де та.
Но как доказательство, что у нас хорошее отношение к этой семье, его жена в любое время может навещать своих сыновей, а сыновья, которые покинули Польшу, могут в любое время навещать отца в Польше.
Корреспондентам я ответил так:
— Спасибо, что вы мне сообщили, но я этого не знаю и ничего не могу сказать.
На другое утро я обратился к помощнику секретаря ЦК и сказал, что очень удивлен. После наших разговоров в секретариате такое заявление выглядит весьма странно. Я считал т. Янюрека хорошим дипломатом и журналистом. (Он вице-министр по вопросам информации.) Я повторил, что сказал Янюрек.
В Польше и повсюду, когда говорят «резон де та», это означает причину государственного характера и употребляется, когда хотят сказать, как в данном случае, что мы здесь ни в чем не виновны, виновен Советский Союз.
Кстати говоря, т. Каня в беседе со мной сказал, что мы не даем вам разрешения потому, что, как нам сообщили, есть еще какие-то очень важные секретные сведения по Красному оркестру. Все это связано со временем вашей работы советским разведчиком. Этот разговор был в секретариате ЦК в разговоре с т. Каня. На это я ему ответил. Прошло уже почти тридцать лет.
Товарищу Кане в ЦК я ответил на его слова по поводу того, что, возможно, еще рано писать о разведывательной работе в Красном оркестре. Я сказал:
— Прошло почти 30 лет, никаких секретов теперь уже нет. Считаю, что мы сами очень мало говорим о Красном оркестре и таким образом освобождаем место для противников, врагов и провокаторов, которые используют наше молчание. Действия группы, именуемой теперь Красным оркестром, приносит славу Советскому Союзу и всей антигитлеровской коалиции. Но если кто-то когда-то и сказал так в Советском Союзе, то это, наверно, сделано было в порядке контактов с польскими органами безопасности — одной инстанции с другой. Из Польши кто-то из работников внутренних дел в документе или шепнул на ухо — Домб сионист, не надо его выпускать. А оттуда ответили, быть может — он же был руководителем Красного оркестра, пусть лучше сидит у вас дома.
Я сказал еще следующее:
— Секретари ЦК ПОРП имеют же возможности сами встретиться с ответственными руководителями Советского Союза и расскажете, как обстоит дело. Наверное, никто не скажет, что вы, новое руководство, должны отвечать за старые дела, которые совершил Гомулка. А положение у Домба такое, что он с женой, люди уже пожилые, должны переживать большую трагедию. Этот человек не только родился и вырос в Польше, в отношении Советского Союза в глазах врагов он на всю жизнь останется агентом Советского Союза. Но мне на это наплевать, потому что если в жизни я сделал что-то настоящее, ради чего стоило жить, это те годы, когда был я советским разведчиком.
Каня сказал мне на это:
— Не принимайте все близко к сердцу. Янюрек сейчас сказал так, а через несколько месяцев скажет то, что поручат ему сказать в руководстве партии.
— Да, но какой вред от этого будет за границей, — возразил я.
Получилось так, как я и предвидел. Во Франции, Бельгии, Голландии — повсюду начали говорить: ну, наконец, теперь известно, польское правительство ни при чем, а все идет от Советского Союза. Домба держат под давлением советского правительства. Получилось так — Варшава оправдана, а все зло идет из Москвы. Дошло до того, что в Париже, где все очень близко принимали к сердцу вообще мое положение, знают нас, там не могли понять, почему коммунист, которому уже 69 лет, проживший такую жизнь, почему ему не соединиться с семьей, которую Гомулка разбил. Выходит теперь, что здесь виновен Советский Союз? Такие разговоры шли среди французских коммунистов, рабочих, среди комбатантов Сопротивления. От Общества франко-советской дружбы направили делегацию в совпосольство. Возглавил делегацию Блюмель. Они пошли к Абрасимову. Задали ему тот же вопрос — как это получается? Домба у нас знают все, что-то он сделал для советской разведки, а теперь кто-то у вас сопротивляется такому гуманному делу, как воссоединение семьи Домба.
Разговоры о посещении совпосольства распространились по всему Парижу. Абрасимов ответил:
— Господа, сообщаю вам официально, что советское правительство или другие ответственные учреждения не обращались никогда к польскому правительству или руководству партийному по поводу того, чтобы не допустить отъезда Домба из Польши. Мы дело Домба знаем, знаем его прошлое. Если кто-то в Польше делает какие-то глупости, то пусть сам за них отвечает. Пусть не перекладывают это на Советский Союз.