Произошла трагедия. Я думал, что я здесь в этой квартире буду жить до конца своей жизни со всей своей семьей. С женой, тремя сыновьями, их женами, с внуками. Семья разбилась, остался один, как этот палец. Остался в этой комнате, на этой кровати с телефоном около моей кровати. Потому что не знаю, когда меня схватит. Если что произойдет, не успею попасть к врачу. Поэтому дело следует решать срочно. Со мной может произойти несчастье. Кто знает, возможно, это наша последняя встреча. Если в ближайшие месяцы все это не утрясется, не урегулируется, не сделается, может быть слишком поздно. Я делаю сейчас одну ставку и говорю откровенно. К двум товарищам я должен обратиться, добиться того, чтобы они об этом узнали, — это товарищи Брежнев и Герек. Я не считаю, что имею какие-то большие претензии. Если я сейчас выбрасываю сигнал 808, спасите мою душу, к кому я с этим должен обратиться, к чиновникам? Их дело в папочке, лежит там бумага, и они больше ничего не хотят знать. А если я надеюсь, что если тт. Брежнев или Герек займут для этого минут пятнадцать времени, этого будет достаточно. Пусть скажут — назначьте двух-трех людей для проверки, разбора, я готов. Ведь никто не знает существа дела. Если бы мне сказали, что сегодня после обеда надо ехать в Москву, я готов это сделать немедля. Хотел бы встретиться с товарищами, которые знают, что никаких секретов нет и вообще ничего абсолютно нет. Ведь если я соединюсь с семьей, я останусь все тем же, кем был всегда — коммунистом. Это в крови и всегда со мной останется. И для Красного оркестра хочу еще что-то сделать. Это нам нужно. Разговор о нем еще будет, не противопоставляя меня Советскому Союзу, как кто-то сейчас хочет это сделать.
Все это должно закончиться в ближайшие месяцы. Делаю все, чтобы еще остаться в живых. Вы не поверите, за последние два с половиной месяца я получил 135 уколов, которые поддерживают меня, они замедляют болезнь, чтобы не довести до паралича. Не забывайте, что на болезнь действует и нервная система, которая до предела напряжена. Я сохраняю одно качество советского разведчика — нервы у меня очень сильные, все это я переживаю в себе. Переживания такие, что нельзя передать. Сколько раз меня хотели отправить в больницу. Сказал, что никуда не пойду. Или все это благополучно закончится, с помощью, по инициативе т. Брежнева, т. Герек, наверно, тоже проявит инициативу. Когда спасут доброе имя человека, который руководил советской разведкой, это уже хорошо. Не знаю, сколько мне осталось жить, — месяц или год или два-три, жить вместе с семьей, ну а если нет, объективно говоря, все, кто об этом знает и не противодействует, приложат руку к несчастью, которое может произойти.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БЕСЕДЫ С Л. 3. ДОМБОМ., 16 июня 1973 г.
Хочу вам кое-что рассказать о моих замечаниях по поводу фильма «Ди Роте Капелле», заснятого в ФРГ.
Возникает вопрос — почему дошло до того, что решили создать этот фильм. История Красного оркестра очень популярна. Она стала еще более популярной после того, как в двадцатилетие ГДР советское правительство отметило правительственными наградами посмертно тех, которые руководили организацией.
Как это вопрос выглядит в Боннской республике? Интересно, как это развивалось там. Сразу после войны, до создания федеральной республики, Красный оркестр был очень известной организацией. Было не так много фальсификаций. Фальсификации появились, когда была создана федеративная республика. Тогда хотели представить там, что вопрос Красного оркестра — это вопрос русских шпионов, которые работали за деньги, которые были изменниками, платными агентами и т. д. Фактически, начиная от «Зольдатен цайтунг» до самых либеральных органов печати, таких, как «Шпигель», вся история фальсифицировалась. Но в дальнейшем, в связи с изменением политики, пришлось хоть немножечко менять историю Красного оркестра. Этот фильм, хотя он и имеет большую антисоветскую направленность, все же не поставлен так, как мог бы быть поставлен несколько лет назад, когда члены Красного оркестра объявлялись только предателями и шпионами.
В этом фильме хотели показать, что в германской организации Красного оркестра было три группы: настоящие шпионы, затем люди, которые субъективно принадлежали к движению Сопротивления, затем те, кто был использован втемную. Я отмечаю, что Бавария, которая хотела с этим фильмом выйти на экраны мира, должна была учесть, что говорят о Красном оркестре в других странах. Поэтому нельзя было прийти только с голой ложью. В фильме семь полнометражных частей, и только две из них касаются Германии, а пять касаются франции, Бельгии и Голландии.
Замечания я делал по каждой части. Но я опровергаю одно: авторы утверждают, что этот фильм является документальным, а я говорю обратное. В этом фильме есть крохи правды и масса фальсификаций и лжи.