Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером

После побега я устроился у одного француза, он в живых, как человек, которого разбомбили в Северной Франции. Отпустил польские, шляхетские усы. Я ветретился в двух шагах с Бергом на Гар Монпарнас, и он не узнал меня. Я не сидел без конца в комнате. Мы делали налеты. Перед тем как должны прийти немцы, забирали материалы. Была одна прекрасная женщина. Она иногда нам помогала, и мы хотели узнать, были ли у нее немцы. Я пошел с Алексом в воскресенье, потому что, если Германия будет погибать, они в воскресенье будут пить. Пошли в три часа. Француженка увидела нас.

— Мосье, что с вами! Они здесь были, показывали письмо Петена, что действует большой враг Франции. Должны помочь его найти. С недели на неделю повышали цену за его голову.

Через месяц после моего побега одна женщина, жена писателя, попалась — она не должна была идти в свой дом, но только пройти мимо костела, чтобы увидеть одного из наших людей, чтобы получить деньги или информацию, она вошла в дом, и там ее арестовали.

С одной старой женщиной у меня была договоренность, что, если не вернешься, если арестуют, выдержи три часа. Она пошла в это воскресенье. Я жил тогда в доме для престарелых, со мной находилась она (Мэй). Смотрю два, три часа, ее нет. Тогда сказал директорше. Здесь будет гестапо. Если будут меня искать, скажите, что я сказал сиделке — пусть она ждет меня с ужином на восемь часов. Мне нужно было немедленно уведомить Спааков. Перебрался в город, предупредил Спааков — немедленно скрывайтесь. Потом узнал — гестапо пришло сюда.

На следующую ночь я знаю, что они должны быть уже у Спааков. В 12 часов дня звоню к Спаакам. Надо все время им подставлять ножку.

— Есть месье Спаак?

— Нет, — говорит его секретарша.

У Спаака никогда не было секретарши. Тогда говорю:

— Скажите, что я буду в 6 вечера, пусть меня ждет.

В шесть часов они были уверены, что меня там найдут. Звонил один промышленник, ему сказали, приходите в семь часов, он уже будет в наших руках. Что там делалось!

На следующий день звоню еще раз туда:

— Скажите Паннвицу, чтобы он бросил свои штучки. Он снова начинает арестовывать людей невинных.

Когда коммандо была на Курсель, Алекс разработал такой план. Партизанская, диверсионная группа, которую мы могли получить, должна была захватить всю зондеркоманду. Мы захватили бы их всех, с документами. Но в партии мне сказали, что сначала уведомим Центр. По всем данным, никакого ответа не получили.

Коммандо бежала. Через пять минут мы уже были на Курсель. Самое страшное, что мы узнали, в прошлую ночь расстреляли в тюрьме Сюзан Спаак и Фернана Пориоля.

Еще несколько месяцев мы разыскивали следы наших людей.

Бежал я из гестапо 13 сентября 43-го г. Потом подпольная работа до августа 44-го г. С августа до января разыскивал оставшихся от Роте Капелле. Тут другое дело: я установил, что они оставили банду убийц. Задача — найти меня и ликвидировать. Почему ликвидировать, это понятно. Они были уверены, что игра не была раскрыта. Единственно, кто мог бы раскрыть после победы, это был я. Потом я узнал от Жюля Перро, в Бонне в продолжении многих лет существовала группа, которая разыскивала меня. Они распространяли слухи, что меня убили на Лубянке. Сами были уверены, что я продолжаю вести какую-то работу. Спецгруппа меня по всему свету разыскивала. Перро утверждает, что группа еще существовала в 63—64-х гг. У них было одно: они заканчивают историю Красной капеллы арестами. Нигде и ничем они не хотят раскрыть, что самое главное, если бы мне пришлось оценивать мою жизнь, только взять три месяца после моего ареста, было бы достаточно, этого хватит на всю жизнь. Тогда было решающее то, что этот заговор был раскрыт. Мне не было дела, как Центр будет реагировать, пусть только знает. Игра в их руках, они ответственны. Главное, пусть знают, кто попался. Что здесь дезориентированы были, я узнал, когда приехал полковник Новиков1. Он приехал в конце 44-го г. Консульства еще не было. Он меня нашел, контакт у меня с партией все время был.

Приезжает Новиков^{49}. Очень хороший парень и т. д. Он мне говорит:

— Знаете что, Лев Захарович. В Москве очень опасаются за вашу жизнь, французы могут вас убить.

— За что?

— Ну знаете, все так скомплицировано.

После побега, конечно, у меня не было контакта с Центром. Одно сообщение я получаю через партию после освобождения Парижа. «Поздравляем с победой. Просим подготовиться. Сделаем все для возврата на родину».

Что было закрытого? Что я руководил разведкой во время войны? Ну и что. Что французы содействовали? Что партия содействовала, движение Сопротивления содействовало? Что, несмотря на сложнейшие условия, мы добились победы.

Прилетел самолет, привез Тореза. Должны были немедля улететь, но там трое грузин-летчиков немного погуляли, задержались. На обратном пути я летел с... забыл, который руководил разведкой в Швейцарии, сейчас в Венгрии... Радо... он бежал в Каир. Он так боялся. Чего боялся? У него не было доказательств, как все это произошло. Главный с ним не ехал.