Большой шмон

— Да вот гулял по лесу прошлой ночью и где-то за корягу зацепился. Ладно, — сменил он тему разговора, — ты мне давай все, как есть, говори: как ты? Я же вижу по глазам: знакомство со мной тебе много проблем прибавило!

Лицо молодой женщины помрачнело.

— Да, Владик, знаешь, я теперь вроде тебя: мне тоже надо прятаться… скрываться, осторожничать. По телефону я вообще сейчас боюсь говорить. Вот Степана целую неделю не могла вызвонить, все боялась, что меня подслушают.

— Почему? — напрягся Варяг. — Неужели все-таки с квартирой осложнения?

Она печально кивнула:

— И большие осложнения. В тот же день после того, как ты мне ночью позвонил, у меня был разговор с Юрьевым. Мы встретились как какие-то партизаны-конспираторы на какой-то заброшенной стройке, и он мне кое-что рассказал о твоих приключениях… Теперь многое мне стало понятно. А на другой день к нам в госпиталь пожаловали сотрудники милиции…

— Так! — насторожился Владислав.

— Сначала задавали всякие каверзные вопросы, а потом попросили меня проехать с ними к их начальнику-генералу.

— К Урусову? — выдохнул Варяг.

— Да, Урусов… Евгений Николаевич — так он мне представился. Мерзопакостный субъект! — при этих словах Люду чуть передернуло. — Но давай я по порядку…

* * *

На следующий день к обеду, уже после того, как Людмила позвонила в милицию и сделала заявление о краже из ее сумочки ключей от квартиры на Таллинской улице, в госпиталь Главспецстроя в Химках приехали два следователя в сопровождении омоновцев. Сначала следователи общались по очереди со всем персоналом госпиталя, а потом предложили Людмиле Сергеевне проехать с ними в Москву, в здание МВД на Мытной улице, где сразу же проводили в кабинет генерал-полковника Урусова. Тот демонстративно запер дверь на ключ.

— Ну-с, уважаемая Людмила Сергеевна, — с нескрываемой издевкой произнес генерал, сверля женщину угольно-черными колючими глазами, — так как же это все понимать? Буквально позавчера или когда это было?., майор Одинцов проводил с вами профилактическую беседу, интересовался, не лечился ли у вас, случаем, какой-нибудь незапланированный пациент с огнестрельными ранениями… Ну, допустим, лечился. Бывает… Невелик грех помочь раненому, тем более для врача. Но теперь выясняется, что этот самый раненый, являющийся особо опасным преступником, каким-то образом очутился в вашей квартире в Строгине, и… — Кривая ухмылка на губах Урусова резко превратилась в гневную гримасу. Он заорал, брызжа слюной: — Твой приятель Игнатов — бандит и головорез, находящийся в федеральном розыске! Ты понимаешь, кого ты покрываешь?! Это называется на юридическом языке — соучастие. Рано или поздно мы его поймаем и будем судить! И тебя вместе с ним! Этому бандиту не отвертеться! Как миленький отправится на зону — уж я об этом позабочусь! Наши сраные демократы-либералы смертную казнь отменили, все Европе жопу лижут, но для таких отбросов, как твой Игнатов, двадцать лет строгого — это, считай, государственная награда. Но государство его награждать не намерено! Коли нет смертной казни, так и не надо, хрен с ним. Найдем другие способы твоего дружка растереть в пыль! Не он первый, не он последний… Он отправится туда, откуда выхода нет, где зэки умирают скоропостижно от сердечного приступа или отека мозга… А ты тоже загремишь на полную катушку как соучастница! И сменишь ты свой крахмальный белый халатик на лагерную робу и будешь лет пять шить фартуки и кальсоны, я тебе это обещаю! Поняла, стерва?!

Урусов, ощущая сладкое упоение обуявшей его яростью, подскочил к Людмиле Сергеевне, впился пальцами ей в плечо и сильно встряхнул, а потом развернул ее лицом к окну и поволок к подоконнику.

— Хочу посмотреть тебе в глаза, дорогуша! — зловеще зашипел он. — Ты укрыла Игнатова у себя на квартире, он оттуда бежал, а теперь ты вешаешь нам лапшу на уши, доказывая, что у тебя в магазине сперли ключик! Хер-то я поверю! В глаза смотреть! — завизжал Урусов неожиданно тонким голосом. — Что, сука, боишься, вся дрожишь? Правильно боишься! Я не таких обламывал! Говори, падла, где сейчас скрывается Игнатов?

Людмила никак не ожидала от столь высокого милицейского чина такого хамского наскока. Но грубый напор генерала не только не испугал женщину, а, наоборот, вызвал у нее в душе отвращение и ненависть. Она резким рывком высвободилась из цепких пальцев генерала, отскочила от него и, сузив глаза, с возмущением закричала в ответ: