Большой снег для маленькой Таси

Сквозь солнечный свет, разделивший широкими полосами все помещение, к Шарлю медленно приближался хорошо знакомый раскатистый бас, отражаясь, как шариками от пинг-понга, множеством разнообразных звуков, от людей, зеркал, позолоченной хрустальной люстры и белых мраморных колонн, равнодушно и томно наблюдающих за всем происходящим вокруг. Профессор медленно поднялся с мягкого кресла, понимая, что нужно сделать то, что задумано, иначе будет большой скандал. Приближающееся большое квадратное пятно наконец-то превратилось в клетчатый пиджак, заставив профессора вспомнить про время. Большие ручищи со всей силы обняли, приподняв и немного встряхнув сонного мужчину. Два старых приятеля, два профессора мировой значимости, повидавших многое в жизни, скромно вошли в будущее, спускаясь по бархатным ступенькам в большой прохладный зал, четко осознавая всю ответственность, которую они согласились нести…». Тут дальше текст прерывается, продолжать читать? – Серый вопросительно поднял свои красные воспаленные глаза и, увидев утвердительный кивок, отпил немного воды из стеклянного треснувшего стакана.

– «…И теперь можно с легкостью утверждать, что время может быть таким же осязаемым, как платок, который вы держите в руках, или земля, на которую вы наступаете каждый день. Время можно будет хранить и использовать, когда в этом возникнет необходимость, поворачивать его вспять и обгонять, играть с ним в прятки, если хотите…»

– Ты понимаешь, какие документы ты держишь сейчас в руках? Закрою окно, а то услышат, – Тася подошла к занавескам, плотно задернула их и тут же почувствовала легкий укол в левом виске, от которого по лицу потекла какая-то теплая жидкость.

Серый молча рассматривал разложенные на кровати мокрые странички, которые они чудом успели спасти из огня, размышляя, какую теперь нужно ему прочесть, как неожиданно услышал за спиной небольшой хлопок и звук падающего тела. Оглянувшись, он увидел медленно оседавшую на пол девочку, с простреленным левым виском. Кровь медленно растекалась, окрашивая блузку и джинсы Таси в цвет смерти. Мальчишка быстро собрал все листки с мокрого покрывала, затолкал их в пластиковую красную папку, сунув ее под мышку, взял Тасю на руки и по пожарной лестнице спустился в подвал. А ей было хорошо. Тася плыла над землей, раскинув руки в стороны, а рядом кружили снежинки, белые и пушистые. И не нужно было больше думать, бояться. Все вокруг вдруг стало прозрачным и призрачным. Призрачным и прозрачным… А Серый захлебывался в слезах и воспоминаниях, размазывая их по мокрым щекам. Его Тася медленно таяла в его руках, постепенно распадаясь на атомы, превращаясь в воздух и ветер, в воду и облака. Она не слышала, как ее везли сначала в машине, потом – в самолете, а потом – долго-долго вниз, очень глубоко. Она не чувствовала, как ее тело наполняется какой-то странной субстанцией и погружается в странную белую капсулу. Вокруг нее был просто снег. Много белого снега. И тишина. Это была не та тишина, в которой можно было услышать все, что угодно. Это была тишина, от которой больно и закладывает уши…

Станция 1. Память

– Тася, ты где? Ты что тут делаешь, одна?

Открыв дверцу старого шкафа, в котором было темно и пыльно, стояла маленькая девочка. А перед ней, на деревянных самодельных плечиках, висела старая шуба, рядом расположились разноцветные шелковые женские блузки и важный мужской серый костюм. Подальше, ближе к задней стенке шкафа, между голубой рубашкой и красной осенней курткой висело синее праздничное платье. Вышитые накрахмаленные бабочки грустно свисали с воротничка и несколько бусинок уже где-то потерялись после того, как его когда-то, наверное, чистили щеткой. Рядом висели красивые бусы, тоже синего цвета.

– Тася, ты туда не ходи, – услышала девочка чей-то голос.

Маленькая девочка в пуховом платке, замотанном на ней крест – накрест поверх старенького драпового пальто, в мужской кроличьей шапке, у которой было потеряно одно ухо, стояла около чудом сохранившегося лакированного шкафа, который возвышался посреди руин кирпичного дома. К девочке подошла уже немолодая уставшая женщина и ахнула. Они замерли перед неожиданной находкой.

– Мама, что это? – девочка впервые видела такую красоту.

Резные деревянные двери были тщательно отполированы, без единой царапины. Наверху стояли картонные шляпные коробки, нетронутые бомбежками.

– Это мое прошлое, Тася, – грустно ответила ей мать, пытаясь шире открыть дверцы, которые, на удивление, тут же распахнулись.

Запах вечернего ландыша, ее любимых когда-то духов, вырвался наружу и полетел, удивляясь простору, по которому он так скучал последнее время. Ее любимое синее платье. Вот оно, между голубой рубашкой и осенней курткой. Женщина бережно сняла его с плечиков, прижала к себе и закрыла глаза.

– Маня, ну сколько можно тебя искать, дочку хоть пожалей, мороз-то какой! – подошедший к ним мужчина поднял девочку на руки и удивленно взглянул на платье.