Большой театр. Секреты колыбели русского балета от Екатерины II до наших дней

Проблемы для Герино начались в 1842 году, во время постановки оперы Россини «Вильгельм Телль»[214] с танцами в третьем акте. В связи с тем, что сюжет вращался вокруг восстания против репрессивного режима, Цензурный комитет при Министерстве народного просвещения не сразу одобрил постановку, усмотрев в содержании намеки на революцию. Чтобы все же выпустить премьеру, спектакль переименовали в «Карла Смелого» и переработали либретто, дабы укрепить патриотические мотивы.

Критической точкой, как на сцене, так и вне нее, стало агрессивное па-де-труа, исполняемое Герино и сестрами Санковскими. Как только танец закончился, Александра убежала со сцены с переполненным мочевым пузырем. Она не услышала, что пора возвращаться, и с опозданием вышла на поклон. Предполагалось, что артистка выйдет на сцену перед Герино и сестрой, чьи звания были выше, но из-за того, что танцовщица замешкалась, порядок пришлось изменить.

Герино рассвирепел. Он зашел за кулисы, схватил Александру за руку и вытащил на сцену. Балерина споткнулась и вынуждена была освободиться, чтобы не упасть. За сценой партнер дал ей пощечину и пнул на глазах у хора. Она упала в обморок и провела шесть дней в постели. Рассказ Александры о нападении, использованный в качестве официального обвинения, повлек за собой расследование и расспросы зрителей и членов труппы, ставших свидетелями происшествия или слышавших о нем.

Пощечина описывалась как шлепок в комически-спутанных воспоминаниях некоего капитана-лейтенанта Мухина, который утверждал, что Герино «поднял руку и шлепнул ее по левой щеке прямо рядом с глазом». «Пораженное и разгневанное лицо» женщины заставило военного решить, что «она была по-настоящему задета». Однако, рассуждал тот, «пнул ли мсье Герино ее по голени, или же она его, как заявляет сам танцовщик, я не видел, поскольку на ноги их не смотрел. Тем не менее, по всей вероятности, с учетом того, что Санковская стояла перед ним, ей пришлось бы потянуться назад, чтобы ударить мсье Герино. Но ничего определенного я об этом сказать не могу. Вернувшись за кулисы, я, как лицо, не имеющее непосредственного отношения к разбирательству и необязанное ничего говорить, молчал до тех пор, пока не появился инспектор репертуара, статский советник Верстовский, объявивший, что „Мсье Герино повздорил с мадемуазель Санковской, она назвала его свиньей“. К чему я, как свидетель происшествия, счел себя обязанным добавить: „Ее оправдывает то, что мсье Герино ее ударил“»[215].

Дело передали в Санкт-Петербург для дальнейшего разбирательства. Судья назначил артисту штраф в размере двухнедельного жалованья, что, возможно, показывает в некотором смысле обыденность подобных происшествий. Его также заставили принести извинения пострадавшей, что он, к ее удовлетворению, сделал, и предупредили о том, что дальнейшие подобные инциденты могут привести к увольнению.

Тот факт, что слово «пинок» в московских свидетельствах о нападении было написано с мягким знаком («пинька» вместо «пинка»), а в петербуржских — без мягкого, может показаться незначительным, но это доказывает их правдивость. В этих двух городах люди говорили по-разному. У москвичей сохранился местечковый диалект, отвергнутый царским двором; русский язык был более мягким в Москве, нежели в столице. Зато искусство было жестче.

Репутация танцовщика оказалась испорчена. К нему пренебрежительно относился управляющий Московских Императорских театров Верстовский, шутивший в письме к своему начальнику в Санкт-Петербурге, что «сколько бы ни пытались научить Герино вести себя как полагается, он остается все тем же негодяем»[216].

Его лебединой песней стал бенефис 29 октября 1845 года; следом закончился контракт и случились, как из приличия называли их знающие люди, «неприятности». Они, впрочем, не закончились на ссоре с сестрой Санковской и продолжились с другой танцовщицей, Луизой Вайсс, чья красота компенсировала недостатки в технике. Балерина начала карьеру в Германии, в Дармштадте, где танцевала в театре, построенном великим герцогом Гессенским, а после переехала в Лондон, снискав, по разным источникам, или большое признание, или лишь частичный успех.

Царевич Александр Николаевич (будущий царь Александр II) имел сильные связи с Дармштадтом после женитьбы на принцессе Марии Гессенской в Санкт-Петербурге в 1841 году. Он пригласил Вайсс в Россию и проявил интерес к ее выступлениям на сцене Большого — столь сильный, что некоторые считают танцовщицу его любовницей. Гедеонов также был в ней заинтересован и редактировал письма, которые она отправляла в московский театр с надеждой заполучить более выгодный контракт. Связи немки при дворе и особое отношение — включая возможность приобретать импортную обувь и получать авансовые платежи за выступления — сделали ее объектом слухов, как и ссора с Санковской.