Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

На следующий день Славик вернулся со следственки, сказал, что договорился — его отправят на Бучу. И что его скоро увезут. От себя же, как сказал Славик, он договорился, чтобы мне разрешили в камеру холодильник (только небольшой, размером с тумбочку) и электроплитку. А также, если я хочу, небольшой магнитофон (музыкальный центр) и телевизор с DVD.

Я говорил Славику, что один из моих знакомых купил и отдал Оле телевизор с DVD, чтобы передать его мне. Но его не приняли. Славик сказал, что это будет разрешено официально и занесено, как и кофеварка, в карточку. Это будет стоить недорого. И никто потом это не заберёт.

— Заберут! — возразил я.

— Не заберут, — сказал Славик, — но если заберут, то какая тебе разница, папа? Посидим пару недель до моего отъезда как люди. У Тимошенко Юли холодильник на этаже, а у тебя будет в камере.

Я не спорил и не возражал Дедковскому. Возможно, он так решил себе и вопрос с Бучей. И мне хотелось сделать ему подарок.

Телевизор с DVD у Оли был. Оля купила электроплитку, небольшой магнитофон — музыкальный центр — за 50 долларов и нашла (правда, с очень большим трудом — пришлось объехать весь город) холодильник размером с тумбочку. И отдала это всё тому, кому велел передать Дедковский.

А на следующий день в шесть часов утра это всё было в камере. Холодильник Дедковский разместил вместо мусорного ведра. Он был маленького размера — как мини-бар в гостинице, с облицовкой под дерево. В камере уже был один телевизор, и телевизор с DVD Дедковский разместил на краю стола у нар, а электроплитку — с другого края. А музыкальный центр — «балалайку» — к себе на нару и отправился клацать кнопки на TV с DVD и на магнитофоне, к которым были переданы несколько компакт-дисков с музыкой и фильмами. Я утром, часов в одиннадцать, позвонил Оле и сказал спасибо. Мол, сейчас разбираемся, как всё работает.

Только я закончил говорить по телефону, как за дверью послышались голоса и клацнул замок. Я быстро отправился к кофеварке — положить в неё телефон. А Славик — к двери. Дверь открылась. Рядом с дежурным стоял корпусной. Он сказал нам выйти на коридор и сопроводил нас в боксик.

— На хуя? — спросил Дедковский. — Шмон?

Корпусной сказал, что не знает. Позвонили и сказали закрыть в боксик.

Мы находились в боксике, и я сказал Дедковскому, что всё заберут.

— Не заберут, — сказал Славик.

— Заберут, — сказал я...

— Я тебе говорю: не заберут, папа!

Буквально минут через пять-семь нас завели в камеру. Сумки были выдвинуты, а вещи — не тронуты. Телевизора с DVD, электроплитки, холодильника и магнитофона-«балалайки» в камере не было. На столе стояла вытащенная из-под нары Дедковского пятилитровая пластиковая бутылка коньяка. Кофеварка стояла рядом — её не тронули. Дедковский подозвал дежурного и спросил, кто был на шмоне. Дежурный сказал, что не знает, он сам удивился, что корпусной закрыл его в баландёрскую. Дедковский открыл воронку-бункер кофеварки, но телефона там не было.

— Всё-таки мусорá — пидарасы! — сказал он, глядя на пятилитровую пластиковую бутылку коньяка.

А через час был ещё один шмон. Нас вывели из камеры и по отдельности обыскали. После чего почти час продержали в боксике. Шмонщики перевернули всю камеру. Все вещи из сумок повытряхивали на нары, а продукты из коробок повыкладывали на пол. Повскрывали подушки и матрасы.

— Это он хочет, чтобы я сам к нему записался, — сказал Дедковский, — но я не пойду, хорош.

— Надо было хоть коньяку попить, — добавил Славик.

При втором обыске коньяк забрали. Кофеварка стояла на столе.

А через полчаса Славика заказали с вещами. В тюрьме прощания не бывают долгими.

— Давай, папа, — сказал он.

И за ним закрылась дверь.

После того как Дедковского увели и в коридоре стихли шаги, я оставил колбу с кофе на столе, а кофеварку забрал к себе на нару и достал из неё телефон.