Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

На место Тараса третьим в камере разместили Сашу. А вскоре Дедковскому пришла из большой камеры записка, что Саша — порядочный и добросовестный арестант, сам для себя зарабатывающий сигареты и чай, занимаясь уборкой в камере и помогая по другим бытовым и хозяйственным вопросам. И Дедковский сразу же определил Сашу на должность, на которой он делал канатики, ремонтировал кипятильники и плитки, запаковывал пакованы-пакетики с парой пачек сигарет и ста граммами чая для обращавшихся к Славику из других камер. Саша был очень скромный человек — светловолосый, невысокого роста парень, всё время тихонько сидевший на наре и занимавшийся своими бытовыми вопросами. Единственное, что Саша попросил, так это пару сумок — заменить свои, старые и истрёпанные. С учётом доставляемых Олей передач запасных сумок в камере было достаточно. И Славик дал Саше несколько клетчатых баулов, на дно которых Саша положил свои вещи и поставил их под нару.

Саше было позволено самому брать сигареты — белые «Марлборо», — которые для себя у меня просил Дедковский и которые Оля вместе с плитками шоколада, присылаемого из Питера мамой, передавала через каналы Славика (официально в одной передаче было разрешено только тридцать пачек сигарет с вынутой из пачек фольгой и высыпанных навалом вперемешку с пачками в пакет, а шоколад вынимался из фольги и ломался на кубики). Саша следил за порядком, мог приготовить поесть, очень старался помочь и во всём быть полезным.

На следующее утро меня вывели к адвокату. Я рассказал Владимиру Тимофеевичу об ознакомлении меня в тот же день, 26 июня 2001 года (то есть вчера) спецчастью СИЗО с уведомлением прокуратуры г. Киева о прекращении следственных действий и предъявлении мне к ознакомлению материалов дела согласно ст. 218–220 УПК Украины. Владимир Тимофеевич сказал мне, что таким образом следствие, в частности глава следственной группы следователь Демидов, прерывая, возобновляя и снова прерывая на ознакомление следственные действия, искусственно продлевает мне санкцию содержания под стражей, одновременно лишая меня права давать показания — единственного права на защиту, предусмотренного законом для обвиняемого давать показания в обоснование собственной невиновности.

Меня снова стали один раз в неделю выводить на ознакомление. Я, в свою очередь, начал писать жалобы и заявления во все инстанции, начиная от прокурора, надзирающего за законностью при расследовании дела, и заканчивая Генеральной прокуратурой и Уполномоченным Верховной Рады Украины по правам человека о том, что следователь Демидов лишил меня права давать показания. А на имя самого следователя направлял заявления с просьбой допросить меня.

Со всех инстанций я получал только отписки. В даче показаний мне отказывалось. А материалы дела предоставлялись крайне редко, и снова затягивалась передача дела в суд.

Однажды утром меня также заказали на следственку на ознакомление, и я не нашёл свою рубашку. Шёлковую рубашку, которую намочил и повесил на ночь на натянутый в камере канатик. Утюги были запрещены, и каждый изобретал свои способы гладить вещи. Обычно гладили тромбоном — литровой кружкой, в которую наливали кипяток. У меня были шёлковые рубашки, потому что они отглаживались, высыхая, под собственным весом. Я точно помнил, что вечером повесил рубашку на канатик, однако её там не было. Её не было нигде: ни на быльцах кровати, ни за нарами. Я спросил Славика, но тот не видел. Саша ещё спал. В камеру начала открываться дверь. Я достал из сумки новую рубашку. Совсем новую — в упаковке. Правда, слегка подмятую на складках.

Когда я пришёл со следственки, Славик сидел на наре и сразу спросил меня, куда я положил телефон. Я сказал, что вчера вечером отдал телефон ему, Славику. А утром я не звонил. Саша ещё спал — он был из тех, кто вёл ночной образ жизни, которым жила бóльшая часть находившихся в тюрьме. Просыпался после обеда. Всю ночь бодрствовал, занимаясь своими или бытовыми делами, смотрел тихонько телевизор, а утром, после получения сахара, около шести часов ложился спать. Славик сказал, что точно помнит, как на ночь он положил телефон на сумку.

Раньше Славик носил телефон в кармане. А после появления кофеварки, по договорённости Славика, мы, как только открывалась дверь, клали телефон в воронку-бункер кофеварки, куда помещался бумажный фильтр и в него засыпался кофе. Когда использованный одноразовый бумажный фильтр с кофейной заваркой вытаскивали, телефон как раз туда помещался, и отводная воронка-бункер снова становилась на место. Там телефон не трогали. Кофеварка всегда была включена. А в стеклянной колбе с пластмассовой ручкой всегда был кофе для шмонщиков — тех, кто проводил обыск. Зарядное устройство было вклеено в телевизор. Проводки были подмотаны к 220 вольтам. И через расширенный на одно деление проём задней решётки воздушного охлаждения телевизора можно было подключить разъём шнура зарядки.