Большущий

– У меня-то, конечно! – фыркнула Даллас, широко улыбнувшись. – Вот тебе большой рот. Раз уж большой рот – это твое представление о красоте, то я Прекрасная Елена.

– Так и есть, – просто ответил Рульф.

Внутренний голос снова и снова говорил Дирку: «А ты канцелярская крыса, Дирк де Йонг. Ты всего лишь канцелярская крыса». Снова и снова.

– Ох уж эти ужины! – проговорил генерал. – Не хочу показаться неблагодарным, но зачем они нужны? Я бы гораздо охотнее остался здесь, на этой тихой, чудесной ферме.

На веранде он развернулся, звонко щелкнул каблуками и, низко наклонившись, взял шершавую натруженную руку Селины и поцеловал. Потом, когда Селина неуверенно улыбнулась, покраснев и прижав левую руку к груди, Рульф тоже нежно поцеловал ей руку.

– Надо же! – сказала Селина и негромко рассмеялась дрожащим смехом. – Мне никто никогда не целовал руку.

Она стояла на ступеньках веранды и махала им, а они, все четверо, быстро мчались назад, в город. Изящная, прямая фигурка в простой белой блузке и юбке, испачканной землей с полей. Перед отъездом она спросила Даллас, приедет ли та еще. И Даллас ответила: «Да», – правда, скоро она отправляется в Париж учиться и работать.

– Когда я вернусь, вы позволите мне написать ваш портрет?

– Мой портрет? – с удивлением воскликнула Селина.

Теперь, мчась в Чикаго по асфальтированной Холстед-роуд, они сидели раскрепощенные и немного уставшие, поддавшись разлитому в воздухе дурману весны. Рульф Пол снял шляпу. В беспощадном весеннем солнечном свете было видно, что его черные волосы кое-где серебрит седина.

– В такие дни я отказываюсь верить, что мне сорок пять. Даллас, скажи, что мне не сорок пять.

– Тебе не сорок пять, – ответила Даллас своим протяжным, ласковым голосом.

Худой загорелой рукой Рульф, не скрываясь, потянулся к ней и cжал ее сильную белую руку.

– Когда ты так говоришь, Даллас, тебе невозможно не верить.

– Потому что это правда.

Сначала Рульф и генерал завезли Даллас в ее невзрачную старую студию на Онтарио-стрит, затем Дирка в его элегантную квартирку, после чего отправились дальше.

Дирк повернул ключ в замке. В прихожую тихо проскользнул Саки, слуга японец, в качестве приветствия издавая еле слышные свистящие звуки. На маленькой элегантной полочке лежала маленькая элегантная пачка писем и приглашений. Дирк прошел через итальянскую гостиную в спальню. Японец проследовал за ним. Элегантный вечерний костюм Дирка (сшитый английским портным Пилом с Мичиган-бульвара) был элегантно разложен на кровати – брюки, жилет, рубашка и смокинг в безукоризненном виде.

– Мне что-нибудь просили передать, Саки?

– Мисси Сторм свонила.

– И что сказала?

– Скасала, сто посвонит иссё.

– Хорошо, Саки.

Дирк махнул, чтобы тот вышел. Уходя, слуга тихо закрыл за собой дверь, как делает истинный японский слуга. Дирк снял пиджак и жилет и бросил их на стул. Стоя над кроватью, он смотрел на свой вечерний наряд от Пила, на блестящую манишку, которая всегда лежит ровно. «Теперь ванна», – отрешенно подумал он. Потом неожиданно бросился лицом вниз на прекрасную, покрытую шелком кровать и остался так лежать, схватившись за голову и не двигаясь. Через полчаса, когда он все еще лежал, послышался резкий настойчивый звонок телефона и следом негромкий почтительный стук Саки в дверь спальни.