Болтик

Высокий гражданин торопливо подошел:

- Вот, пожалуйста. И винтик ваш...

Максим улыбнулся:

- Это мой болтик.

Ему помогли надеть жилетик. Натянули носки и застегнули сандалии. Летчик, увидев пилотку, пророкотал:

- Эге, да ты тоже из авиаторов. Неудачно сел?

Максим опять улыбнулся, посмотрел на колено. И снова испугался: сквозь платок проступало красное пятно. Летчик сказал обступившим людям:

- У меня тут машина. Сейчас отвезу пострадавшего товарища в нашу санчасть. Там посмотрят.

Взрослые зрители обрадованно запереговаривались: как все удачно получается!

Им-то что! Это ведь не им, а Максиму в санчасть, где на стеклянных полках всякие блестящие штуки: щипцы, ножницы, шприцы...

- Может, не надо? Подсохнет, - жалобно сказал он.

Летчик проурчал что-то по-медвежьи, подхватил Максима, как щепочку, и понес. Куда денешься с такой высоты из таких могучих лап?

А может быть, все еще обойдется? Перевяжут - и дело с концом. Не обязательно же прививка...

Максим слегка успокоился. Сидеть было удобно. Он плыл над тротуаром, покачиваясь, как в люльке. От летчика пахло крепким одеколоном и табаком. У него были седые брови, клочковатые светлые волосы и большой круглый нос в прожилках. А глаза были ласковые. И Максим вдруг подумал, что летчик похож на Деда-Мороза, которого побрили и одели в форму.

Летчик принес Максима к старенькому "Москвичу", усадил на переднее сиденье. Сам зашел с другой стороны, стал втискиваться в кабину. "Москвич" застонал и присел на рессорах.

- Старость...- сказал летчик и немного смущенно покосился на Максима. Потом озабоченно спросил: - Не болит? Не сгибай пока ногу.

Максим глянул на колено и коротко вздохнул: красное пятно сделалось больше.

Летчик стал торопливо давить на педаль стартера. "Москвич" зачихал.

- Сейчас, быстренько доедем...

- А куда?- спросил Максим.

- Туда, где Управление Аэрофлота. Может быть, видел?

- Конечно, видел! Я там во дворце в ансамбле занимаюсь. Видите, и форма такая: хор "Крылышки".

- Вот и отлично, - прогудел летчик. - Я сразу понял, что ты из наших... А чего это ты приземлился так неладно?

- Да... из-за одной растяпы,- небрежно сказал Максим.- Утюг оставила включенный, а дверь захлопнулась. Пришлось лезть на третий этаж. Хорошо, что успел: уже гореть начало...

- Да ты герой, - серьезно сказал летчик.

У Максима уши стали теплые, и он отвернулся к окошку. Они уже ехали. Скоро замелькали дома на знакомой улице Титова.

- Сейчас домчимся, - опять зарокотал летчик. - Там тебя быстренько починят. Промоют, перевяжут... Ну, укольчик в одно место, без этого никто не проживет. И будешь прыгать, как новенький.

- Укольчик-то зачем?- слабым голосом откликнулся Максим.

- Надо, братец. Чтобы глупого риска не было. У нас в сорок пятом году бортмеханик был - всю войну целехонький прошел, а потом руку поранил, загрязнил и помер. На двенадцатый день скрючило всего от столбняка. Так что лучше уж сразу делать как надо.

Вот и все. Никакой надежды. Теперь, даже если была бы возможность спастись. Максим не стал бы убегать. Потому что укол-это страшно, однако помирать в неполные десять лет-тоже что хорошего? Особенно когда у тебя на счету столько побед, а кругом лето...

Обида

"Москвич" остановился у здания, где было Управление Аэрофлота. Но не у главного входа, а сбоку. Летчик со скрипом выбрался наружу, обошел машину, открыл дверцу с Максимкиной стороны. Добродушно протянул большущие ладони.

- Ну что, пилот, пойдем на ручки?

Неизбежное приближалось. У Максима в животе и груди ощущалась холодная пустота, а в ней противно и однотонно стонали беспокойные струнки. Все это и называлось "страх". От такого чувства слабеют ноги, если даже они обе здоровые.

Но, кроме страха, в человеке есть гордость. Она со страхом борется, и они стараются друг друга повалить на лопатки. В Максиме никто из них пока не повалил другого. Максим стал вылезать из "Москвича".

- Я сам пойду.

- А не больно?

Максим осторожно ступил на левую ногу. Боль толкнулась в разбитом колене, но терпимо. Это был пустяк по сравнению с тем, что Максима ожидало.

- Ничего, можно идти, - уныло сказал он.

- Ну и молодец.

Они прошли через садик, и Максим увидел в стене голубую дверь, а на ней белый кружок с красным крестом. Вот такая жизнь! Боишься, боишься, и наконец все равно случается то, чего боишься.

Он вспомнил слова летчика про "положенное место" и успокоил себя, что, наверно, это не так больно, как под лопатку. Хотя, с другой стороны, конечно, неприятнее... Но ведь в санчасти у летчиков наверняка все врачи - мужчины. Так что ладно уж... В прохладном коридоре был ряд белых дверей. Летчик пошел к самой дальней. Максим, прихрамывая, - за ним. Струнки в нем перестали стонать, но дрожащая пустота внутри осталась.

В санчасти все оказалось так, как ожидал Максим. Бинты, склянки и блестящие штучки на стеклянных этажерках. Белые стулья и тахта, накрытая клеенкой.

Только врача-мужчины не было, а была девушка. В халате и шапочке, как у Светланы Сергеевны в школе. Совсем-совсем молоденькая. Она подняла тоненькие брови и смешно удивилась:

- Ай, Иван Савельич! Вы опять к нам? Что случилось?