Болтовня

– Ну чего ты! Ты же без копейки сидишь, давай после дискотеки в парк еще сходим, в кафешку? А?.. – Ирка подмигнула.

– Я тоже об этом подумала…

– Ну вот, еще и останется! – И мы довольные как слоны стали планировать свой прекрасный вечер.

Мы продолжили чаепитие и треп о наших планах, как Ирка произнесла:

– Мама сказала, что дяде Вите машину скоро дадут, вроде ему от государства по льготной стоимости положено. А он сказал, что будет нас всех катать, кому куда нужно…

– Машину?! – удивилась я и выпалила: – Да он же дурачок!..

И сразу осеклась. Я совсем забыла на радостях, что Ира категорически не выносила когда о ее близких плохо отзывались. На лицо подруги моментально набежала тень. Ирка никогда не возмущалась, не ругалась и если была чем-то огорчена или расстроена на ее лицо сразу набегала тень. Для незнакомых людей это было незаметно, но я уже на тот момент эту эмоцию хорошо изучила, и тогда на кухне воцарилась пауза. Ира подняла голову.

– Ну почему он дурачок…

В ее голосе было столько печали и какой-то тоски и горечи, что у меня внутри все сжалось. Я прекрасно знала, как Ирка относится к собственной маме, с каким трепетом и заботой, и все что касалось мамы – это было темой, которая могла обсуждаться или ею самой, или со знаком «плюс» – никак иначе. А дядя Витя был маминым сожителем и тоже никак не мог обсуждаться в дурном ключе. Никак. Я забыла это правило. Вернее, я не забыла, я просто так погрузилась в наши вечерние планы и болтовню, что просто ляпнула, не подумав. Тем более Ира мне не раз показывала фотографии и своего отца, и того мужчины, который вернулся к бывшей жене – это были настоящие статные красавцы. И Ирка, похоже, стеснялась этого неказистого и странного увальня, появившегося в их доме на правах полноправного члена семьи. Я ударила ее по больному.

Мне не то что было стыдно или неловко – я понимала, что эта фраза мне так просто не пройдет, и наши сегодняшние посиделки будут последними. На тот момент я уже слишком хорошо изучила Иру: она такое не прощала. Не то чтобы она была слишком мстительной, принципиальной или злопамятной, а просто для нее это являлось совершенно непереносимым. Я сидела ни жива ни мертва. Тем более за несколько минут до моего возгласа этот самый «дурачок» выдал мне крупную денежную купюру, вместо того чтобы отдать ее Ирке. Это был полный крах. За секунды я пыталась хоть как-то исправить ситуацию, но как ее было изменить?.. Слово не воробей… На кону стояла наша дружба. Я совершенно ничего не могла сообразить, что нужно сделать или сказать, и только молча смотрела на стол. Я и сейчас помню, что было перед глазами: ярко-розовая пудреница, а рядом лежала старая кисточка для рисования, которой мы подводили стрелки. Я смотрела на эти два предмета и совершенно не могла ничего придумать. Ира молчала. Я тоже. Ситуацию надо было спасать.

– Ир… Я не то… Я не то хотела сказать… – я пыталась подобрать слова, голос дрогнул и я почувствовала, что сейчас расплачусь.

Меня спасла моя искренность в тот момент. Ирка ее почувствовала.

– Ир… я не хотела… я просто подразумевала… что…

– Да ладно. – Настроение было испорчено, но наша дружба спасена. – Все, давай, пошли, зайдем еще в парикмахерскую…

В тот вечер я так нервничала, что единственной моей мыслью было – не обиделась ли на меня Ирка, я не сводила с нее глаз. В тот вечер меня не интересовали абсолютно никакие симпатичные парни, ни танцы, ни парк, ни кафешки. Я думала только о том, позовет ли меня Ирка в следующий раз в гости, хотя я знала: она сразу бы среагировала и со мной распрощалась под любым благовидным предлогом, но все равно было не по себе.

Ирка позвала. Я собралась на следующий день с утра домой, как она громко воскликнула:

– А почему ты сегодня поедешь?! Давай завтра?.. А сегодня опять в парк сходим! Или в кино давай пойдем?

Я на радостях закивала как припадочная, и мы вместе побежали звонить моей маме на работу из ближайшей телефонной будки. Как только мы вернулись и уселись завтракать, разговор сразу завязался: мы планировали вечер, хохотали, меня отпустили мои нервозные раздумья и переживания, и я веселилась от души. Тут из комнаты вышел дядя Витя. Я, естественно, собрала волю в кулак и, несмотря на то, что наш конфликт был вроде исчерпан, понимала: дядя Вите нужно выказывать теперь максимум уважения, чтобы реабилитироваться перед Иркой. Как только он показался на пороге кухни, Ира замерла, улыбка соскользнула с ее лица, и она замолчала, кинув на меня взгляд. Как специально, дядя Витя в этот раз вышел в нелепом наряде вроде клоунской пижамки, весь всклокоченный, с торчащими в разные стороны волосенками. Вид у него был крайне потешный. Я, естественно, закивала, чуть ли не кланяясь в пол, и вежливо произнесла:

– Доброе утро, дядя Витя!

– Доброе утро, доброе утро… – он кивнул и двинулся к плите.

Ирка поздоровалась, снова глянула на меня и, наклонив голову над чашкой, проговорила:

– Дядь Вить, на сковородке завтрак.

– А я буду паштет! – громко произнес он. – А вы кушайте, я потом… – и он закрутился по кухне.