Болтовня

Мне вдруг стало жутко смешно, я не знаю от чего, но меня просто всю так и тянуло похохотать в голос. То ли это было что-то нервное, то ли это был как раз тот случай, когда веселье неуместно, и по этой причине сразу все становилось чрезвычайно комичным. Но дядя Витя казался мне невероятно смешным в это утро, да еще и с этим звонким: «Я буду паштет!» Фраза казалась мне крайне потешной, меня распирало от хохота, но я мужественно и с серьезным видом продолжала уплетать яичницу. Ирка молчала. Дядя Витя не уходил. Меня распирало от смеха, но я держалась изо всех сил. Дядя Витя сделал еще пару кругов по кухне, что-то мурлыкая себе под нос, а потом запел:

Мы бедные овечки,

Никто нас не пасет.

Мы таем словно свечки,

Ну кто же нас спасет?

Блин, это было так уморительно, и как назло, он будто специально именно в это утро выучил новую песенку из детского мультика. Он и так выглядел комично, а когда запел про бедных овечек, ну это было просто невыносимо смешно.

Мне часто в жизни говорили про мою выдержку, терпение и стальные нервы – в разных ситуациях. Но слово «выдержка» ассоциируется у меня с двумя случаями: уроками химии, которые вела у нас завуч школы и по совместительству хорошая приятельница моей мамы, и то утро.

Зинаида Павловна вела предмет спустя рукава: всегда царила радостная атмосфера, наш большой класс рассаживался на химии как попало, и мы с друзьями располагались своей шумной компанией на трех задних партах. Количество шуток зашкаливало, веселье било ключом. Зинаида Павловна, казалось, не замечала наше ликование до поры до времени, давала нам задание, которое никогда не проверяла, и усаживалась заполнять свои бумажки. Но единожды, где-то раз в пятнадцать минут, она резко вставала из-за стола и оглядывала учеников. А в нашем классе училось сорок три человека, это были стандартные три ряда по семь парт. Сурово сдвинув брови, Зинаида Павловна из-под очков скользила глазами и останавливалась на моей скромной персоне. Наверное, ей не терпелось рассказать обо мне что-нибудь гаденькое моей маме. Я сразу делала каменное лицо и с задумчивым видом изображала, что занята делом. Рядом сидящий Коля Дементьев сразу втягивал голову в плечи и шептал: «Посмотрите на Аньку!» – то есть на меня. Все чуть разворачивались в ближайшем окружении и внимательно разглядывали мое сосредоточенное выражение лица. В этот момент я готова была лопнуть от смеха. С пару минут Зинаида Павловна нас рассматривала и вновь усаживалась за свой стол. Тогда же я научилась и беззвучно смеяться.

Второй случай как раз тот самый – это пример моей колоссальной выдержки и силы воли. Всклокоченный, поющий про бедных овечек дядя Витя и Ирка справа от меня. Я выдержала. Хотя мне было так смешно, что хотелось махнуть рукой на всю эту катавасию, свалиться на пол, ржать в голос и биться в конвульсиях головой об пол. Я была в шаге от этого. Но я выдержала. Хотя дядя Витя не успокоился и, как назло, спел про бедных овечек еще раз пятнадцать – двадцать и только потом покинул помещение кухни. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Так это еще не все: дядя Витя умудрился петь это четверостишье особенным тоном. На слове «никто» во фразе «никто нас не пасет» он делал особое ударение и так жалостливо и пискляво напевал ее… Ладно, я молодец: я выдержала и не потеряла Ирку.

Когда спустя много лет, переживая тяжелейший любовный роман в моей жизни, закончившийся полной и беспощадной душевной катастрофой, я услышала о силе своего характера. Расставание с мужчиной осложнялось еще и тем, что мы работали на одном предприятии, коллектив был большой, и наш роман, сначала стремительно набиравший обороты, не обсуждал разве что самый ленивый. Так вот, когда мы разбежались в разные стороны, опять же и наши общие приятели-коллеги, и недоброжелатели перемалывали это событие с большим энтузиазмом, и я была на виду. С меня не спускали глаз и ожидали истерик и слез. Я помню, как моя напарница и хорошая приятельница Оля однажды ближе к вечеру еле слышно произнесла:

– Да… выдержка, конечно, у тебя… Ты так ведешь себя, как будто и не было с ним ничего… У тебя есть чему поучиться… Я представляю, что у тебя внутри…

Мне тогда, и правда, было очень нелегко: мужчина вел себя некрасиво, расставание затянулось путем этих всех обсуждений, да и лицезреть его каждый день было непросто. Мой девятичасовой рабочий день начинался и заканчивался с желания выпить. Я прилетала домой и сразу бежала к бутылке перцовки, стоящей в шкафчике. Пожалуй, не вспомню больше, чтобы так хотелось приложиться к рюмочке. Но тогда, после слов Оли я подумала: «Да ладно!… Вот помню бедных овечек и урок химии – вот там была выдержка!» – хотя, пожалуй, то расставание тоже засчитаю себе. Будет три примера.