Бомаск

В эту минуту меня пронзило одно воспоминание… Было мне тогда лет двенадцать-тринадцать, приближалась Пасха, вдруг мне показалось, что прежняя исповедь была сплошным святотатством, ибо я не посмел признаться священнику в кое-каких моих одиноких утехах. В страстную субботу я пошел к нашему лицейскому священнику. «Вы хотите исповедаться, дитя мое?» — «Да, святой отец». Закрыв лицо руками, я признался ему в своем грехе. Едва я успел выговорить роковое слово, как священник испуганно уставился на меня, — вид у меня был, должно быть, страшный. Я весь покрылся испариной и дрожал в ознобе. Он усадил меня в кресло, а затем заставил выпить рюмку рому.

И сейчас от того же ощущения стыда у меня мурашки пошли по телу. Я вырвал рюмку из рук Пьеретты и швырнул ее с размаху об стену. Но я был так взволнован, так раскис, что рюмка даже не разбилась.

Пьеретта нахмурилась, ни дать ни взять школьная учительница, которую изводит сорванец-ученик.

В эту самую минуту возвратился Красавчик.

«Твоему другу стало плохо», — сказала Пьеретта.

«Он только с виду крепкий», — ответил Красавчик, изо всех сил хлопнув меня по спине.

«Проводи своего друга домой», — сказала Пьеретта.

«А что, тебе действительно плохо?» — спросил Красавчик.

«Сейчас уже лучше», — ответил я.

Я поднялся. Красавчик хотел было взять меня под руку.

«Нет, нет, — сказал я, — я отлично дойду один».

И в доказательство я прошелся по комнате.

«Гораздо лучше», — подтвердил я.

«Давай-ка я тебя все-таки провожу», — настаивал Красавчик.

«Да нет же, нет, мне гораздо лучше», — повторил я.

Я поклонился Пьеретте.

«До свидания, Пьеретта Амабль. Извините меня за доставленное беспокойство. Простите, пожалуйста…»

«Да не за что», — со смехом ответила она.

«Ты действительно сможешь дойти один?» — снова спросил Красавчик.

«Все в порядке, — ответил я. — Привет, Красавчик!»

Я направился к двери. Пьеретта обернулась ко мне.

«До свидания, Филипп Летурно», — произнесла она.

Я возвратился домой и лег. И, как наказанный ребенок, я начал было потихоньку рыдать, но тут же заснул.

Проспал я десять часов кряду. Это письмо я начал сразу же, как встал с постели. Сейчас уже полдень. В три часа у меня свидание с Красавчиком, мы собирались поудить форелей. Не пойду.

Филипп.

P.S. Последнее время я тоже не имею никаких известий от матери. Знаю только, что она уже третью неделю гостит в Нью-Йорке у «моей» тети Эстер.

P.P.S. Предположим, что сразу же после моего ухода Пьеретта рассказала Красавчику о моем признании в любви. Впрочем, не думаю. Ее молчание, когда он вошел в комнату, самый тон ее, когда она произнесла: «Твоему другу стало плохо», — все это имело целью скрыть мое волнение и сблизило нас как «сообщников», так что он мог бы поставить ей это в вину.

Передумал. Иду на рыбалку. Предлагаю на твое рассмотрение две гипотезы.

Первая, и наиболее вероятная, — Пьеретта ничего не сказала. Ничто, следовательно, не изменилось в наших отношениях с Красавчиком. И я могу вести себя с ним, как и прежде, хотя бы для того, чтобы сохранить возможность еще раз побывать у Пьеретты.

Будет даже «нечестно в отношении Пьеретты» не встречаться с Красавчиком. Он, чего доброго, заподозрит, что вчера между нами что-то произошло, а она ведь хотела от него все скрыть. И кто знает, не разыграется ли тогда сцена ревности, а Пьеретта всячески старается избегать таких сцен. (Пьеретта Амабль — честнейшая из женщин, но даже она так естественно сумела скрыть от своего неожиданно вернувшегося друга, что я признался ей в любви. Каждый мужчина, будь он даже идеальным воплощением мужской выдержки, непременно бы выдал себя.)

Вторая гипотеза. Пьеретта все ему рассказала, но он считает меня ребенком, и оба только посмеялись надо мной. Красавчик или явится на свидание, или нет. Приду я или не приду на рыбалку, от этого дело не меняется.

Вывод: я «должен» пойти на рыбалку, как мы условились с Красавчиком.

По здравом размышлении первая гипотеза, то есть что Пьеретта вообще промолчала, кажется мне наиболее вероятной. Когда я уходил, она сказала: «До свидания, Филипп Летурно».

«До свидания», следовательно, она не намерена прогонять меня. Вот это-то и подтверждает, что мы с ней теперь вроде как «заговорщики».

Я бы, конечно, предпочел услышать «до свидания, Филипп», но она прибавила «Летурно»! «До свидания, Филипп Летурно» — лишь бы отвлечь внимание Красавчика, а то он мог заметить, что она уже не говорит мне, как раньше, «мсье Летурно». Но я-то, я заметил. Этого она и добивалась. Думаю, что вскоре смогу тебе сообщить о своей победе.

P.P.P.S. Если Пьеретта скоро станет моей, как можно предположить из всего вышесказанного, мы тут же приедем к тебе на Капри.

Филипп.

ПИСЬМО XVIII

Натали Эмполи Филиппу Летурно

Капри, октябрь 195… г.

Я тоже, Филипп, покрываюсь испариной и тоже дрожу от озноба. Но это потому, что я слишком много времени проводила под водой, выслеживая моего единственного друга.