Бомба в Эшворд-холле

– Но ведь Ирландией управляет английский парламент, вы позабыли об этом, – заметила она холодно.

– Я об этом помню даже во сне, – ответила Айона, – как помнят все истинные ирландцы – и мужчины, и женщины. Это только вы хотите оставаться в кармане у англичан и позволять себе не помнить, что это означает – стыд и горечь, голод, бедность и несправедливость…

– Да, конечно, вся Англия едет верхом на Ирландии, мне это хорошо известно, – съязвила ее оппонентка. – И католическая Ирландия так мала, что это бремя ей непосильно! И нам всем надо работать, как рабам с галеры, чтобы дело хоть как-то двигалось.

Эмили наклонилась вперед и хотела что-то сказать, но ее опередила Юдора.

– Но ведь голод случился из-за неурожая картофеля, – решительно сказала она. – И к этому не причастны ни католики, ни протестанты. То свершилось по воле Бога.

– Который ни католик, ни протестант… – вставила Эмили.

– «Чума на оба ваши дома»[4], – процитировала Шарлотта – и сразу же пожалела, что вовремя не прикусила язык.

Дамы уставились на нее во все глаза.

– Вы атеистка, миссис Питт? – недоверчиво спросила супруга министра. – И, случайно, не последовательница Дарвина, нет?

– Нет, я не атеистка, – поспешила ответить Шарлотта с загоревшимися от смущения щеками. – Но я подумала, что, глядя, как два предположительно христианских сообщества ненавидят друг друга за характер своих верований, Бог должен прийти в неописуемую ярость и отчаяться при виде всех нас. Это же просто смешно!

– Вы бы не стали так говорить, если бы хоть немного понимали, в чем заключается разница между нашими верованиями! – Кезия тоже подалась вперед с взволнованным лицом, сцепив руки на юбках своего темно-бордового платья. – Сейчас многие сеют великое зло, учат нетерпимости, гордыне, безответственности и аморализму всякого рода; они ниспровергают великие и прекрасные истины Господни: чистоту, усердие и веру! Может ли существовать на свете большее зло? Может ли быть цель достойнее, чем бороться против этого? Если вы способны о чем-то заботиться, миссис Питт, то, уж конечно, позаботитесь о том, что на земле важнее и ценнее, ради чего стоило бы жить и работать. Если проиграть эту битву, что же тогда останется ценного?

– Вера и честь. И преданность своему долгу, – с глубоким чувством, охрипнув от волнения, сказала миссис Макгинли. – Сочувствие всем беднякам, сила прощать и любовь к истинной церкви. Все то, чего вы не понимаете с вашим нечутким сердцем и самоуверенностью, с которой беретесь осуждать других. Если потребуется найти человека, который будет спокойно смотреть, как бедняки голодают, и скажет, что это их собственная вина, – значит, это протестант, и, скорее всего, протестантский проповедник. Он станет говорить об адском пламени и своими словами раздувать огонь. Самая приятная для него мысль за воскресным обедом, что какой-нибудь католический ребенок голодает, и спит он всего слаще, думая, что все мы замерзнем в канаве, когда он выгонит нас из наших домов и завладеет землей, которая принадлежала нашим отцам и отцам наших отцов с незапамятных времен.

– Но ведь это все романтическая чушь, вы прекрасно об этом знаете, – ответила Кезия, сверкая глазами, которые потемнели и стали почти зелеными. – Многие землевладельцы-протестанты разорились, стараясь прокормить своих арендаторов-католиков во время голода. Мне это доподлинно известно, потому что мой дедушка был одним из таких лендлордов, и когда голод кончился, у него не осталось в кармане и полупенса. Да и голод был уже полвека назад. И в этом все дело – вы живете в прошлом. Вы лелеете старые печали, словно боитесь с ними расстаться. Вы носитесь со своими горестями, как с маленькими детьми! Но нельзя же отрицать, что сейчас католики получили многие права!

– Но Ирландией все еще правит протестантский парламент, заседающий в Лондоне.

Айона обращалась только к мисс Мойнихэн, словно в комнате, кроме них, никого больше не было.

– А вы кого бы хотели? – выпалила та. – Римскую курию? Вот это вам и надо, правда? Чтобы все мы опять стали подвластны папе? Вы хотите насадить папизм на всей земле и подчинить ему всех, не только тех, кто исповедует эту веру. В этом суть дела! Но я скорее умру, чем поступлюсь своим правом на свободу вероисповедания.

Глаза миссис Макгинли загорелись уничтожающим огнем:

– Значит, вы боитесь, что если мы добьемся власти, то станем преследовать вас, как вы сейчас преследуете нас. И вам тогда придется сражаться за свободу и право владеть землей, которой веками владели лендлорды, лишая тем самым большинство людей избирательных прав и мешая им заниматься делом по душе. Вот это вас и пугает, да? Но, Бог свидетель, мы-то знаем, что такое угнетение, у нас были хорошие учителя!

Однако тут в спор вмешалась Юдора. Она побледнела, и речь ее была прерывистой:

– Неужели вы навсегда хотите остаться в прошлом? Вы хотите уничтожить даже возможность, которая нам представилась теперь, – покончить с ненавистью и кровопролитием и сделать Ирландию настоящей, приличной страной, под защитой вашего собственного закона?