Бомбардировщики

Военком встал, давая понять, что разговор окончен.

Я потоптался на месте, потом неуклюже повернулся и пошел к двери. Мысли смешались. Рассеянно, невпопад [5] отвечал я на жадные вопросы товарищей, ожидавших очереди у дверей.

Родине нужны авиационные кадры… Что ж, пойду в авиацию! Буду летать. Главное - быстрее на фронт.

В полку

Но летать пришлось не скоро. Я был направлен в школу младших авиационных специалистов, которая готовила мастеров авиационного вооружения. Мы, курсанты, обслуживали боевые вылеты полка, стоявшего у нас на аэродроме. Конечно, это было далеко от непосредственного участия в боях, но все же… Особенно нравилось мне помогать техническому составу подвешивать бомбы на самолеты. С интересом прислушивался я и к разговорам летчиков. Посадив самолет после боевого вылета, они возбужденно делились впечатлениями: говорили о «виражах», «зенитках», «боевом курсе», «разворотах» и о многом другом, большей частью непонятном. Переспрашивать я стеснялся, но слушал, не упуская ни одного слова. Летчики, штурманы, стрелки-радисты казались мне людьми необыкновенными.

Уже тогда появилась у меня новая мечта - летать на самолете. Я жалел, что не попросился в школу летчиков, штурманов или стрелков-радистов.

Мысленно я сравнивал море с безбрежным воздушным океаном, а морские корабли - с парящими в голубой выси самолетами. Воздушный флот. Да, это - флот. И с морским у него много общего. Так же как и на корабле, на самолете есть штурман. Он прокладывает курс, по приборам ведет самолет ночью, в тумане, за облаками. Летчик, как капитан корабля, управляет машиной в воздухе. На военном судне есть артиллеристы, радисты. А на самолете эти специальности сочетает в себе один человек - воздушный стрелок-радист. Военный корабль - это машина, которой управляют сотни людей. Бомбардировщик - это тоже грозная машина, а вот власть над ней имеют всего несколько человек - экипаж самолета…

Весной 1940 года меня направили в полк на должность мастера авиационного вооружения. Война с белофиннами в то время закончилась, и полк занимался боевой учебой. Летные дни сменялись занятиями в классе и на аэродроме. Часто объявлялись учебные тревоги. Тогда мы [6] подвешивали на самолеты бомбы, устанавливали пулеметы, и полк поднимался в воздух - летел на полигон бомбить «противника».

Меня назначили в экипаж старшего лейтенанта Уса. Это был высокий худощавый человек, замкнутый и неразговорчивый. Он был очень некрасив. На тонкой шее - большая голова. Лицо изъедено оспой. Резко выделялся нос, длинный и тонкий, загнутый книзу, как у хищной птицы. По внешнему виду казалось, что он очень желчный и раздражительный. Но когда я ближе узнал командира, то убедился - человек он был добрый и справедливый.

Старшему лейтенанту я обязан многим. Он учил меня работать быстро, аккуратно и, что особенно подкупало, учил не нотациями, а личным примером. Помню однажды после объявления боевой тревоги я подвешивал на самолет бомбы. Раскрыл тару, подтащил пятидесятикилограммовые «фугаски» к самолету, стал устанавливать лебедку. Командир издали наблюдал, а потом подошел ко мне.

- Времени много тратите, - сказал он. - Можно и без лебедки подвесить. Смотрите.

Он легко подхватил бомбу, взялся правой рукой за стабилизатор и, поддерживая бомбу левой рукой, направил по стойке держателя. Сухо щелкнул замок - бомба была подвешена.

Я попробовал сделать так же - не получалось: одной рукой держать бомбу было трудно.

- Двумя надо, - коротко заметил старший лейтенант.

- А вы же одной?

Вместо ответа он доказал левую руку. Глубокий шрам прорезал ладонь, пальцы скрючены.

- Под Выборгом, - коротко пояснил командир.

В этот день я подвесил бомбы быстрее, чем это сделали мои товарищи, работавшие на других самолетах.

В другой раз старший лейтенант помог мне быстро пристрелять пулеметы.

- Сноровка нужна в каждом деле, - учил он. - А у нас, в бомбардировочной авиации, тем более. Во время войны некогда будет долго возиться с пристрелкой или подвеской бомб. Вылеты на бомбометание рассчитаны до одной минуты. [7]

Стрелок- радист старшина Афанасьев внешне совсем не был похож на командира. Стройный, гибкий, всегда веселый, он как-то сразу завоевывал симпатию. Всякая работа спорилась в его руках: будь то рытье укрытий для самолетов, чистка пулеметов или настройка радиостанции. Любил старшина шутку, а еще больше песни. Вечерами его часто можно было видеть в кругу товарищей с гитарой. В общежитии звенели раздольная русская песня или веселые, забористые частушки.

Афанасьев был буквально влюблен в свою специальность. Приемом и передачей на радиостанции владел в совершенстве, стрелял отлично. К нам, техникам, мотористам и оружейникам, относился слегка иронически. Каждый раз, когда самолет после полета заруливал на стоянку, старшина легко выпрыгивал из кабины, и, отстегивая парашют, шутил:

- Ну, как здесь дела на земле? Не «болтает»?