В другое время и при других обстоятельствах он бы и разговаривать не стал в неположенном месте и в неположенное время с неизвестными дамами, будь они хоть трижды почтенны. Но поскольку его назвали следователем, что он всегда любил, да еще так интригующе представили посетительницу, Лев Милеевич смягчился, снял фуражку.
— Не пускал сначала, — оправдывающимся шепотом говорил унтер, — да ведь на улице темно, мороз. Жалко бедную.
Дама хоть и была далеко не юного возраста, но впечатления бедной не производила: порядочная шуба на хорьке, перехваченная у ворота боа непонятного клочкообразного меха, на голову поверх платка белого пуха водружена ловкая шляпка. Неподвижными голубыми глазами она невозмутимо взирала на Лапочкина. Затем покопошилась в муфте и, вынув лорнет, бесцеремонно наставила его на стоящего перед ней хмурого служителя закона.
— Очень хорошо, очень хорошо, — заявила она властно, с заметной картавостью в голосе. — Превосходно. Я боялась, что вы окажетесь слишком молоды. А именно такой мне и нужен. Старый, опытный, зоркий. Я уж думала, что в столичной полиции сплошь молодые вертопрахи.
— Сударыня, — галантно оборвал незнакомку Лапочкин, — прошу вас представиться и изложить цель вашего визита.
— Цель моего визита я вам изложу. С тем и прибыла в столицу. Недавно только с поезда. Остановилась в гостинице «Бомбей». Гостиница преотвратная, но для моих целей годится. Ее мне господин Либид порекомендовал — приятнейший человек.
— Господин Либид? — Лапочкин насторожился. — Вы с ним ехали в поезде?
Он даже отступил на шаг назад, не сводя глаз с посетительницы — не сумасшедшая ли? Не бомбистка ли? Правда, старушек-бомбисток ранее ему встречать не доводилось. Но ведь и содомитов с медвежьими мордами на голове — тоже!
Лев Милеевич судорожно соображал: случайно ли господин Либид рекомендовал попутчице гостиницу «Бомбей»?
— Да, мы ехали вместе. Вернее, он размещался в соседнем купе. А вы знаете Эдмунда Федоровича?
— Разумеется, он человек известный.
— Он мне так и сказал, что у него в столице блестящая репутация.
Лапочкин саркастически хмыкнул.
— А не господин ли Либид рекомендовал вам меня?
— Совершенно верно, — горделиво ответила старушка, — он. Любезнейший человек, гораздо приятней своего приятеля, который только пил и спал. Господин следователь, вы обязаны мне помочь.
— Я готов, но предлагаю вам, сударыня, придти завтра, в присутственное время, — недовольно посоветовал Лапочкин.
— А я предлагаю вам другое, — возразила упрямая посетительница. — Вы как порядочный джентельмен сейчас проводите меня в гостиницу и выслушаете мою исповедь. Это ваш долг.
Лев Милеевич сцепил челюсти и закатил глаза к потолку. Только старушечьих исповедей ему на ночь глядя не хватало! Особенно возмутительным ему казалось предложение отправиться в проклятый «Бомбей», с которого и начался его сегодняшний день. Да и что подумают служащие гостиницы?
— Простите, сударыня, — Лапочкин с притворным сожалением развел руками, — разумеется, я готов сопроводить вас к гостинице, но…
— Никаких «но», — кокетливо склонила голову к плечу старушка, — иначе вы упадете в моих глазах. Ведь согласитесь, дружок, не каждую ночь вам предлагают выслушать исповедь бабушки доктора Ватсона?
Глава 7
— Радуйся, Самсоша, тебе здорово подфартило, — говорил Фалалей, выскакивая из здания Благородного собрания и озираясь, — с самим дядей Пудом познакомился.
— Но я так и не понял, кто он такой, — ответил стажер, поеживаясь от крепкого февральского морозца, усиленного ветром.
— Антрепренер, — пояснил рассеянно всезнающий флиртовец, — известный, но неудачливый. Мстительный, злопамятный, но рисковый. Слышал? Готовит какую-то пакость Коле Соколову. Коля — антрепренер известнейший, у него все атлеты отборные. Дело ведет солидно и удачливо. Могуч, как Атлант… Эй, извозчик!
На улице, зажглись фонари, софиты реклам, и мелкие снежинки назойливой мошкарой роились в кругах сиреневатого света, колюче впивались в горевшую от холода кожу лица. Настроение у Самсона было подавленным, — он ни на минуту не забывал, что его отец в столице. Прибыл воспитывать непутевого сына или приехал на тайное свидание со своей содержанкой Эльзой Куприянской?
— А Коля Соколов выставляет своих атлетов на чемпионат? — спросил он, угнездившись в санях рядом с фельетонистом.
— Разумеется, без него чемпионат выглядел бы бледно, — горделиво сообщил тот, будто в успехах антрепренера была его собственная заслуга.
— Так может, Мурыч сейчас там, на тренировке?
— Сдался тебе Мурыч, — отмахнулся Фалалей, — не до него нам сейчас.
— А куда мы едем? — замерзшими губами выговорил стажер.
— Пока что прямо. Я думаю, а ты мне мешаешь.
Сивая лошадка неспешно тащила сани вдоль обочины дороги. Втянув голову в плечи и подняв воротник, Шалопаев, заблудший сын и обманутый супруг, с опаской смотрел на седоков, проносившихся мимо, поглядывал на тротуар, хотя было бы слишком фантастично, если бы он вот так вот запросто встретил на своем пути отца с Эльзой.