— Позже как-нибудь, — покровитель поморщился. — Прошу вас, друг мой, соблюдайте осторожность. Если встретите Фалалея, пусть позвонит Даниле — будем держать связь через него. Нам нужна информация, а ее пока нет. Более всего меня волнует, что следователи просили прибыть для беседы госпожу Май… Значит, все-таки какой-то криминал у них на руках есть… Но какой?
— Но тогда, вероятно, за нами установлено наблюдение, — предположил Самсон, — нас могут арестовать…
— Без улик это будет противозаконно, — усмехнулся господин Либид, — поэтому я и просил вас быть со мной откровенным. Но вы же запираетесь…
— Вовсе нет, Эдмунд Федорович, — Самсон чувствовал себя неблагодарной свиньей, — мне не в чем признаваться… Если говорить о криминале… Но почему же госпожа Май не хочет идти на беседу со следователем?
— Потому что она о приглашении еще не знает, — многозначительно сказал господин Либид. — Я ей не сообщал.
— А почему?
— Потому что я слишком занят…
— А как же с редакцией? — оторопел Самсон. — Сегодня же вторник, прием посетителей.
— Прием проведет Аля. Господин Треклесов со вчерашнего дня болен, простудился. Ася и Данила будут молчать, я их проинструктировал.
— А что делать мне, Эдуард Федорович?
— Живите, как жили, ничего не бойтесь, слишком много не болтайте, — посоветовал, улыбнувшись, господин Либид. — У вас дела пойдут на лад.
Самсон вздохнул и поднялся.
— Госпожа Май вчера говорила мне, что должен приехать мой отец… Он сюда не заходил?
— Ваш отец? — поднял брови господин Либид. — Нет, не заходил. Да вы не беспокойтесь: если он и приехал, то показывает себя достойным отцом своего сына — развлекается на всю катушку, кутит с куртизанками. Ну, в крайнем случае, с медичками…
Самсон побледнел и схватился за ручку двери.
— Если вы что-то знаете, говорите прямо, Эдмунд Федорович!
— Я ничего не знаю, друг мой, — тихонько засмеялся господин Либид, — ну разве что так, самую малость….
— Тогда о каких медичках вы говорите? Не о Жозефине?
— Жозефине? Ах да, может быть…
— Я так и знал! — воскликнул яростно Самсон. — Вы в сговоре с моим отцом! Вы от самой Москвы за мной следили — и здесь, и здесь, в столице! Окружили меня своими сатрапами и церберами. Вы знаете, где мой отец!
Господин Либид посерьезнел и вздохнул.
— Знаю.
— И все, что вы мне здесь плели, продиктовано одной задачей: сделать так, чтобы я не увиделся с моим отцом.
На лице присяжного поверенного мелькнула нехорошая гримаса.
— Да. Именно так. Я не хочу, чтобы вы встретились с вашим отцом. Это слишком опасно.
— Вы сообщник его разврата!
— Очень точное определение. Прямо в десятку.
Глава 12
Исповедь бабушки доктора Ватсона оказалась столь содержательной, а общество бабушки столь приятным, что Лев Милеевич Лапочкин позволил себе задержаться в номере «Бомбея» несколько дольше, чем требовали английские приличия. Он, конечно, поглядывал на брегет, но все же перебрал с четверть часа. Закусив черносмородиновую водочку студнем с хреном и селедочкой с лучком, он составил план дальнейших действий, для исполнения которого нужно было набраться сил. Поэтому он не отказал себе и в чашке хорошего английского чая. Расчувствовавшаяся Дарья Эдуардовна пообещала ему на прощанье, что как только соседний номер приведут в порядок и отдадут в ее распоряжении, она непременно покажет новому знакомцу механизм действия потайных ходов. Щепетильность дамы, не желающей проникать в не оплаченную ею комнату, приятно поразила Льва Милеевича.
Он покинул миссис Смит уже в третьем часу ночи. Спускаясь по лестнице, в холле первого этажа увидел дожидавшегося его хозяина гостиницы, молодого крепкого парня-швейцара и юркого человечка с бегающими глазами. Впрочем, и руки последнего ни минуты не оставались в покое: то лезли в карманы, то теребили полу дрянного пальтеца или шарф, то потирали одутловатый нос с красными прожилками, то смахивали невидимые крошки с уголков дряблого плоского рта…
— Господин следователь, ваше приказание выполнено, — хозяин гостиницы Чудин выступил вперед и протянул Лапочкину бумажный пакет, перевязанный бечевкой. — Готов служить чем могу.
Дознаватель сдержанно кивнул и бросил хмурый взгляд на швейцара и пьяницу.
— Простите великодушно, — согнулся в поклоне швейцар, — не откажите в любезности. Вопросец имеется.
— Смотря какой, — Лапочкин насторожился.
— Заступил я сегодня на дежурство. Никаких происшествий не было. Но постояльцы почему-то весь день спрашивают у меня, о каких таких медведях прислуга шепчется?
— Глупости говоришь, Сеня, — оборвал парня Чудин. — Нечего уши развешивать.
— Так я и хотел спросить, как это понимать? То ли медведь кого убил, то ли самого медведя убили? Тревожно как-то, не по себе.
— Вот что, Сеня, — Лапочкин покачал головой, — парень, я вижу, ты молодой, серьезный, умный. И ум у тебя пытливый…
— Да Сенька в тысячу раз лучше злобного Кузьмы, — встрял пьяница, — я про Кузьму, сменщика его, говорю. А меня зовут Чакрыгин, Евграф Иваныч. Ветеран «Бомбея».
Лапочкин скользнул глазами по пьянице и продолжил: