Воображаю, как будут смеяться друзья! То есть, разумеется, вслух не станут, и даже, вполне вероятно, вежливо посочувствуют моей очередной пропаже, но про себя… Впрочем, их вполне можно понять. Не каждый день ваш знакомый заявляет, что у него-де исчез шрам на лице. Еще вчера наличествовал, подлец, а сегодня – привет, шлите срочную депешу мистеру Пинкертону!
Очень хочется грязно выругаться. Громко и раскатисто, как старина Зеф Янссен, когда с его фургона слетело колесо, и…
Какое колесо? Какой Зеф Янссен? Кто это вообще такой?!
В смятенных чувствах я усаживаюсь в свое любимое кресло и тянусь за сигарой. Никак не могу прикурить – пальцы унизительно дрожат, роняя или ломая спички. Наконец, с четвертой попытки, цель достигнута. Глубоко затягиваюсь, откинувшись на спинку кресла, и закрываю глаза.
Сейчас-то еще ничего, попривык немного, а поначалу я здорово пугался от постоянного изменения всего и вся. Взять, к примеру, кресло, в котором я сейчас так уютно устроился. Вчера (если это и впрямь было вчера) оно было куда выше и, прямо скажем, неудобнее. Резное черное дерево, высокая прямая спинка, да и сидеть несколько жестковато. Сейчас же – пожалуйста: чуть ли не вдвое ниже, с изящно выгнутыми подлокотниками, обитое каким-то приятным на ощупь, одновременно мягким и упругим голубоватым материалом. Век бы не вставал… А освещение! Сперва это были самые настоящие факелы на стенах, будто в каком-то средневековом замке, но очень скоро их сменили канделябры и люстры со свечами, потом… как же это называла жена?.. ах да, газовыми рожками. А сейчас теплый желтый свет льется из стеклянного шара. Правда, для этого, если я ничего не путаю, надо нажать что-то на стене. Или повернуть…
Мне говорили, что всему виной тяжелая черепно-мозговая травма. То ли я откуда-то упал, то ли меня ранили на войне…
На войне? Я что, воевал?!
Вроде бы проблеск мысли: какие-то мечущиеся тени, разрывающий уши грохот, вспышка… Нет, не помню…
В общем, какова бы ни была причина, в моей бедной голове что-то нарушилось – на этом сходятся все, и я соглашаюсь. Именно нарушилось, и нарушилось, похоже, серьезно. Как иначе объяснить, что я не узнаю вещей, забываю даже самые простые бытовые навыки, а моих лучших друзей и родственников мне нужно представлять каждый день заново? Я бы, наверное, давно свыкся с мыслью о собственной неполноценности и спокойно доживал свой век тихим, безобидным инвалидом, благо, проживание мое очень комфортно и беззаботно. Если бы не одно «но».
Кроме вещей и обстановки меняюсь я сам, и пропавший шрам – это еще цветочки!
Как бы я ни относился к своей многострадальной голове, но кое-что в ней держится весьма прочно и незыблемо, если в моем состоянии вообще можно оперировать такими категориями. Поверьте, совсем недавно ваш покорный слуга был выше, значительно шире в плечах и без этой отвратительной сутулости. Вон то странное приспособление в углу, все забываю, как оно называется (еще бы, вчера его не было!). Совсем недавно мог запросто поднять эту штуку одной рукой. Сейчас этого не удастся сделать и двумя…
Докурив, я тушу остатки сигары в пепельнице и некоторое время раздумываю, не выпить ли бокал хереса, а то и чего покрепче. Алкоголь все здорово упрощает и помогает мириться с вывертами сознания. Опять же, после определенной дозы ты уже не столь уверен, действительно ли поменялся рисунок обоев в спальне, или это тебе только кажется. А когда отключаешься и, проснувшись наутро, не помнишь вообще ничегошеньки из того, что с тобой происходило вчера, этому есть нормальное объяснение. Все не так обидно.
С другой стороны, не слишком ли часто я стал прибегать к этой «анестезии»? Так ведь и спиться недолго.
Спускаюсь по лестнице на первый этаж. Куда я иду? В конюшню. Жена полагает, что конные прогулки по поместью для меня полезны, и я с ней не спорю. Она всегда все знает лучше, а я, к тому же, люблю лошадей.
Проходя по двору, я почти без удивления наблюдаю за очередной переменой внешнего вида нашего дома. Наверное, удивляться скоро я вообще разучусь. Это чувство у меня… черт, слово забыл… о! Атрофируется.
С некоторым трудом отодвинув в сторону массивную железную дверь конюшни – она опять другая, богом клянусь! – я сразу же чувствую резкий запах. Чем пахнет – непонятно. Не лошадьми. Не кожаной сбруей. Не сеном. Ощущение такое, будто за этой дверью то ли завод, то ли химическая лаборатория.
Ладно, чего уж там! Несколько раз энергично вдохнув и выдохнув, словно перед тем, как ринуться в горящий дом (откуда такие странные ассоциации?), вхожу внутрь.
Не может быть! Где мои лошади? И что это такое, во имя всех демонов ада?!