Бомбы сброшены!

Август стал для нас жарким во всех смыслах этого слова. На юге шли ожесточенные бои за обладание Кромами. Во время одного из наших первых вылетов в этом районе со мной случилось довольно странное происшествие. Мы должны были атаковать большой мост, расположенный в этом городе. Когда я начал пикировать, одни русский танк поднялся на мост. Буквально секунду назад мост в моем прицеле был совершенно пустым. В результате, когда 500-килограммовая бомба попала в мост, танк находился как раз на полпути с одного берега на другой. А в результате и мост, и танк рухнули в реку.

ПВО русских в этом районе была необычно сильной. Через несколько дней в северном секторе западнее Волхова мой самолет получил прямое попадание снаряда в мотор. Шквал мелких осколков ударил мне в лицо. Сначала я решил было выпрыгнуть с парашютом, но кто скажет мне, куда в этом случае ветер унесет меня? Надежда на благополучное приземление была довольно призрачной, так как вокруг шныряли советские истребители Як. Однако я сумел удачно выполнить вынужденную посадку совсем недалеко от германских траншей. Пехотинцы, державшие там оборону, быстро вытащили меня, и через 2 часа я уже вернулся на свой аэродром.

Я немедленно взлетел на новом самолете и направился в тот же район. Для нас было совершенно обычным делом вернуться в то место, где тебя совсем недавно сбили. Это помогает избавиться от нерешительности и стереть неприятные воспоминания.

Мы находились почти в той же точке. Я набрал довольно большую высоту и увидел множество разрывов зенитных снарядов. Русские стреляли по нашим самолетам, и с высоты можно было легко обнаружить орудия по вспышкам выстрелов. Я немедленно атаковал их и приказал сопровождавшим меня самолетам сбросить бомбы на позиции русских батарей. Потом мы полетели назад. Я испытывал приятное чувство облегчения от мысли, что Иванам крепко досталось.

* * *

Русские самолеты совершали налеты на наши аэродромы в секторе Орла каждую ночь. Сначала мы спали в палатках, но потом перебрались в каменные здания на аэродроме. Возле палаток были вырыты щели. Мы собирались прятаться в них, если снова прилетят русские самолеты. Однако кое-кто из нас не просыпался даже во время воздушных налетов, так как за целый день полетов люди уставали слишком сильно, и им требовался хороший отдых, чтобы набраться сил, так как назавтра предстояла не менее изматывающая работа. Но в любом случае Иваны бомбили нас целую ночь напролет. Мой друг Вальтер Краус, который тогда командовал 3-й группой, был убит во время одного из таких рейдов. Он проходил переподготовку вместе со мной в резервной эскадрилье в Граце, так как ранее служил в разведывательной авиации. Он хорошо проявил себя как пилот пикирующего бомбардировщика и был одним из лучших командиров нашей эскадры. Он только что получил звание майора и был награжден Дубовыми Листьями. Мы горько оплакивали потерю друга, его смерть стала тяжелым ударом для всех нас. Как много таких же тяжелых ударов неумолимой судьбы нам еще предстоит перенести?

Я сдал командование 1-й эскадрильей и вместо нее получил 3-ю группу. Я знал ее достаточно хорошо, ведь именно в ней я служил в должности инженера эскадрильи. Конечно, в ней появились новые люди, но я был знаком с ними, так как несколько раз посещал это подразделение. Было совсем нетрудно привести их в надлежащую форму, так как там служил майор Беккер. Мы прозвали его «Фридолин». Он знал абсолютно все на свете. Беккер стал для наземного персонала эскадрильи отцом и матерью. Медицинская служба находилась в руках штаб-арцта Гадерманна, который тоже был другом и советчиком всех, кто служил в эскадрилье. Поэтому командование 3-й группы напоминало дружную семью, в которой царит дружба и взаимопонимание, а приказы отдаются и исполняются вместе. В воздухе нам не требовалось никаких дополнительных тренировок, так как во время боевых вылетов я часто вел и эту эскадрилью.