Бомбы сброшены!

Именно здесь я вскоре совершил свой 1200-й боевой вылет. Меня сопровождала истребительная группа, в которой по странному стечению обстоятельств служил известный лыжник Енневайн. В перерывах между вылетами мы вспоминали наши родные горы и, разумеется, лыжные походы. Енневайн не вернулся после одного из совместных вылетов с моей эскадрильей и был объявлен пропавшим без вести. Вероятно, его самолет получил попадание, так как, по свидетельствам товарищей, он передал по радио: «Попадание в мотор, я ухожу в сторону солнца». Однако в это время солнце находилось почти точно на западе. Он выбрал самый невыгодный путь отхода, так как Советы прорвали нашу линию фронта и сейчас наступали с востока на запад. Поэтому, если Енневайн полетел на запад, он должен был оказаться прямо над прорвавшимися советскими танками и, судя по всему, он сел на территории противника. Если бы он уклонился всего на несколько километров к югу, то легко мог добраться до наших войск, так как брешь в линии фронта была очень узкой. Но в Орле нас продолжали преследовать несчастья. Вместе с командиром 9-й эскадрильи стрелком летал обер-лейтенант Хорнер. Он был награжден Рыцарским Крестом и был одним из самых старых офицеров нашей группы. Их самолет был поврежден зенитным огнем северо-западнее Орла и круто пошел к земле. Потом «Штука» грохнулась на ничейной территории на склоне маленького оврага. Сначала я думал, что пилот совершил вынужденную посадку и может остаться жив. Однако после того как я несколько раз пролетел над разбитым самолетом, я заметил, что люди в кабине не двигаются. Наш медик отправился туда и с помощью пехотинцев добрался до самолета. Но было уже поздно — экипаж погиб. Вместе со священником он предал тела земле, и еще два наших товарища обрели вечный покой.

* * *

В следующие несколько дней нашей эскадрилье было не до разговоров, только по служебным делам. Горечь тяжелых утрат чуть не раздавила нас. Почти то же самое происходило и в других подразделениях. Во время одной из утренних атак позиций советской артиллерии к востоку от Орла вместе со мной полетела 1-я группа. 2-й эскадрильей командовал обер-лейтенант Якель. Он стал прекрасным летчиком и в совершенстве овладел фигурами высшего пилотажа. Когда он замечал вражеский истребитель, то неизменно бросался в атаку, хотя противник превосходил его в скорости и огневой мощи. Уже на Кубанском фронте он заставил всех нас долго смеяться. Он всегда считал, что его Ju-87 летает очень быстро, и если дать полный газ, то все остальные быстро отстанут. Это весельчак довольно часто сбивал вражеские истребители. Он напоминал оленя, который ревет, вызывая соперника на бой. И когда тот появляется, олень бросается на него, опустив рога. Якель стал настоящей душой эскадрильи. Он мог, ни разу не повторившись, травить анекдоты с 9 вечера до 4 утра. В его репертуар входили несколько баллад, таких как «Бонифациус Кизеветтер».

В то злосчастное утро Якель вместе со своей эскадрильей атаковал соседнюю батарею, и мы вместе повернули на базу. Мы уже пролетали над линией фронта, как вдруг кто-то крикнул: «Истребители!» Я увидел их, однако они были довольно далеко. Более того, судя по всему, они не собирались нас атаковать. Но Якель повернул назад и полетел навстречу русским. Он сумел сбить один истребитель. Однако его испытанный стрелок толстяк Енш, похоже, смотрел куда-то в сторону, а не прямо перед собой, как положено. К ним сзади подкрался другой ЛаГ-5. Я увидел, как самолет Якеля внезапно вошел в пике, хотя высота не превышала 200 метров, врезался в землю и взорвался. По моим предположениям, в горячке боя Эгберт просто забыл, что летит слишком низко. Так мы потеряли еще одного любимого товарища.

У многих из нас невольно появлялась подлая мыслишка: «Старики уходят один за другим. Я почти наверняка могу с помощью календаря высчитать, когда наступить мой день». Любым несчастьям рано или поздно приходит конец. Мы долго ждали, когда наконец завершится полоса невезения. Если твоя жизнь постоянно подвергается опасности, ты невольно становишься фаталистом, и твоя душа черствеет. Никто из нас не выпрыгивал из постели, когда по ночам невдалеке начинали рваться бомбы. Мы смертельно уставали, так как в течение долгого периода ежедневно с рассвета и до заката находились в воздухе. Поэтому, полусонные и равнодушные, мы слушали, как взрывы подбираются все ближе.

* * *