Бонапарт. По следам Гулливера

«Отец, если вы или мои покровители не в состоянии дать мне средств содержать себя лучше, возьмите меня к себе, – писал он домой в апреле 1783 года. – Мне тяжело показывать мою нужду и видеть улыбки насмешливых школьников, которые выше меня только своими деньгами, потому что ни один из них не лелеет в себе тех благородных и святых чувств, которые волнуют меня! И что же, сударь, ваш сын будет постоянною мишенью для нескольких благородных болванов, которые, гордясь своими деньгами, издеваются над его бедностью! Нет, отец, если фортуна отказывается улыбнуться, чтобы улучшить мою судьбу, возьмите меня из Бриенна. Если нужно, сделайте меня механиком, чтобы я мог видеть вокруг равных себе. Поверьте, я превзойду их всех. Судите о моем отчаянии, если я готов на это. Но, повторяю, я предпочитаю быть первым на фабрике, чем артистом, презираемым академией. Поверьте, это письмо не диктовано глупым желанием каких-либо удовольствий и развлечений. Я вовсе не стремлюсь к ним. Я чувствую только потребность доказать, что располагаю средствами не меньшими, чем у моих товарищей».

Характерна подпись: «Буонапарт-младший». И это уже характер. Лучше первым в чем-то, нежели презираемым… (Вне всякого сомнения, этот юноша успел начитаться Цезаря: «Лучше первым в деревне, нежели последним в Риме».)

Все было впереди.

* * *

Разместились быстро. У окна поставили походную кровать; по стенам развесили миниатюры с изображением Императрицы и Римского короля[9]. Стол, стулья, кресло… Почти как дома – в походной палатке на бивуаке.

Вскоре подъехали вызванные из Джеймстауна эконом Перрон и повар Лепаж. На обеденном столе появилась накрахмаленная скатерть и серебряные приборы. Хоть что-то.

Рядом на лужайке английские солдаты выстроили нечто напоминавшее шатер, ставший для Пленника рабочим кабинетом, а заодно и столовой. Спасибо за заботу полковнику Бингэму. С Джорджем Бингэмом, комендантом гарнизона, иногда они вместе обедали и даже прогуливались по окрестностям. До этого он командовал 53-м полком, прибывшим сюда все на том же «Нортумберленде».

По окончании службы на острове Бингэм нанесет в Лонгвуд прощальный визит, привезя с собой и своих офицеров.

– Я был доволен вашим полком, – скажет Бонапарт при расставании британским офицерам.

Впрочем, это будет потом. А сейчас… Сейчас как никогда необходим кабинет: «Итальянские кампании», которые Пленник начал диктовать Лас Казу еще в пути, требовали продолжения. Он обещал солдатам его Гвардии написать об их «великих деяниях» – и обязательно напишет! В первые дни пребывания на острове все подчинено именно этому – работе.

Чуть свет – подъем. Короткая прогулка в парке. В десять – завтрак. Пребывание за столом не более пятнадцати минут – привычка, выработанная годами. Потом, немного пройдясь, Наполеон собирается с мыслями. Далее граф Лас Каз перечитывает написанное накануне (текст переписывал набело его сын). Вносятся последние исправления, затем – главное: очередная диктовка, отточенная мысль, оживавшая на кончике пера. В пять – перерыв. Перед ужином (который в шесть, иногда – в семь) – прогулка по так называемой аллее философов. И так изо дня в день. Мысли, сбиваясь в текст, не позволяют делать длительные перерывы.

Однажды Лас Каз предложит параллельно с итальянскими походами начать диктовать другие тексты – о Египте, Сирии… Просит рассказать о событиях в период Консульства и после возвращения с острова Эльбы. Пусть записывают, подсказывает граф, Гурго и Монтолон, а лакеи переписывают.

– Действительно, есть что вспомнить, – сказал Бонапарт тогда графу. – При высадке в Египте меня удивило, что от былого величия у египтян я нашел только пирамиды и печи для приготовления жареных цыплят.

– Подождите, Ваше Величество, не так быстро, – засуетился Лас Каз. – Это следует непременно записать. Такие слова должны остаться для Истории…