Пчёлкина метнулась одевать ребенка, а к Белову кинулась белая, как полотно, мать:
— Саша, Саша, что это?! — Мама, мам, все нормально — это деловые проблемы, обычные деловые проблемы, — торопливой скороговоркой успокаивал ее Белов. — Только не волнуйся, очень тебя прошу, держи себя в руках. Тебе нельзя волноваться. Нам уехать надо, мы сейчас уедем… — он заглянул в комнату и поторопил жену. — Варь, побыстрее, ради Бога… Оттуда Белый прошел на кухню, схватился за пузырек с корвалолом — для матери, — но вдруг увидел в окно, как Фил достал мобильник. Отставив в сторону лекарство, он рванул створку окна и надрывно прокричал вниз: — Фил! Не звони никому! — Саня, Санечка, не уезжай никуда! — причитала Татьяна Николаевна. — Сыночек, не уезжай, они убьют тебя! — Саш, мы готовы! — крикнула из комнаты Пчёлкина. — Все, мам, мы поехали… — He уходи, сынок! — мать вцепилась в его рукав, слезы ручьем катились по ее щекам. — Останься, Санечка, не уезжай! Господи, убьют ведь! — Мам, успокойся, все будет нормально. Верь мне, слышишь?! — в который уже раз повторил Белов и выдавил улыбку. — Пирожков-то нам дашь? Татьяна Николаевна бросилась на кухню и тут же вернулась, на ходу засовывая горячие пирожки в пакет. Саша тут же вытащил один и откусил чуть не половину. — Ну, все, мамуля, держись, я к тебе Катю пришлю, — пробормотал он набитым ртом и приложился к материнской щеке. — До свиданья, Татьяна Николаевна. — До свиданья, родные мои… Варя, Данечка, Саня… — с тяжелым придыханием частила Татьяна Николаевна. — Ну, с Богом! Осторожнее там, берегите себя… — закрыла за ними дверь и вздохнула: — О, Господи! И вдруг, охнув, схватилась за сердце. В глазах потемнело от боли, левая рука стала, словно чужой, зашумело в ушах. Придерживаясь рукой за стенку, Татьяна Николаевна кое-как добралась до стула. Прикрыв глаза, она стала терпеливо ждать, когда боль отпустит, — не хватало только сейчас еще и ей расклеиться! Ох, Санька, Санька…
Жизнь — великолепный режиссер, и сейчас Космос как никогда был с этим согласен. Только он бичевал на судьбу, что у него отняли все регалии, и вот — покушение на Сашу перемешало все карты, и теперь оборону в офисе пришлось держать именно одному Холмогорову. Поначалу на все звонки отвечала Людочка. Она стойко, профессионально, как истинный политик, давала уклончивую информацию, пока Космос сидел за письменным столом и сосредоточенно колдовал над очередной дозой своего зелья. На полированной поверхности стола он разгребал перочинным ножиком небольшую горку порошка, разделяя ее на две равные дорожки.
— Космос Юрьевич, я уже не знаю, что отвечать, — в проеме двери появилась блондинистая голова Люды, — люди переживают, что говорить?..
— Что я, Пушкин?! — вспыхнул Космос. — Скажи — на Багамы уехал! Ну, объяви им, что у нас пауза… Что, не понимают, что ли?!
Склонившись к столу, он зажал ноздрю и с яростным всхлипом втянул одну дорожку, потом другую. Покрутив носом, Космос закатил глаза и с блаженным видом откинулся в кресле.
В очередной раз зазвонил телефон.
— Люд, ты что, глухая, что ли?! — выкатив глаза, вдруг свирепо прорычал Космос.
Секретарша зло скрипнула зубами, потому что еще немного — и ее бы бомбануло. Почему вообще она сейчас решает все дела, за которые положено отвечать Пчёлкиной? Почему Космос, в принципе, безобидный и всегда обходительный с ней, Людочкой, словно с цепи сорвался?
— Ты че трубку не берешь?!
— Возьмите сами! — вдруг зарычала она. — Вы начальник или не начальник?! Они хотят услышать вас!
Обнаглела, что ли, подумалось Космосу. Он вдруг резко вскочил из-за стола, и тут же задел подолом пиджака ровные белые дорожки на зеркальце. Твою мать!
— Это из-за тебя!
— Знаете, что… — Люду трясло. Она впервые испугалась, находясь рядом с парнем. Его глаза — стеклянные, серые — смотрели на нее так, как смотрит хищный зверь на свою добычу. — Разбирайтесь сами, вот что! Оставайтесь в своей песочнице… Я что, в конце концов, царь и бог?..
Нервы сдавали. Она вдруг с неописуемой легкостью развернулась и направилась на свое место, когда Космос догнал ее буквально в два прыжка, обхватил за плечи и уже намеревался выдать очередную гневность, когда Людочку спас вновь зазвонивший телефон. Она схватила трубку и тут же приставила ее к уху Холмогорова.
— Вас.
Гнев тут же улетучился, будто Космос действительно осознал, что он — единственный, кто может сейчас что-то решить. Это ли не шанс реабилитироваться?..