Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество

Первое, что я заметила у Моник, – это ее нимб. Может быть, сейчас меня и подводит зрение, но я вижу нимб все чаще. Я считаю, что у некоторых людей он действительно есть. И это не какая-нибудь эзотерика. Еще в Средневековье художники рисовали нимб вокруг святых как нечто само собой разумеющееся.

Нимбы встречаются гораздо чаще, чем вы можете подумать. Я вижу их вокруг детей, стариков и птиц. У парня из магазина органических товаров есть нимб, как и у рабочего, который улыбается, встретившись со мной взглядом. Иногда я задумываюсь, не обращают ли животные внимание на нимб, – возможно, вместе с языком тела он помогает им определить, стоит ли доверять человеку.

В то же время я не вижу нимба вокруг человека, с которым говорю по телефону. Ничто так не перечеркивает магию ситуации, как безжизненный сигнал текстового сообщения.

Первым, кто показал мне силу света, был Его Святейшество Далай-лама. В мае далекого 1992 года я предположила, что моя начальница придет в восторг, если мне удастся взять у него эксклюзивное интервью.

Я был озадачена, когда она пожала плечами и сказала: «Далай… кто?» Основная сложность заключалась еще и в том, что в расписании этого великого человека оставался единственный свободный момент в конце его путешествия, когда он находился в Данидине, на южном побережье Южного острова. Я же находилась в другом конце страны, на севере Северного острова, в Окленде. И, помимо всего прочего, я была беременна, на грани семимесячного срока, после которого полеты запрещены.

Я взяла ежегодный отпуск и в один прекрасный зимний день полетела в Данидин. После беспокойных суток сидения в мотеле раздался звонок, и меня препроводили на встречу с ним.

Комната была залита сиянием, которое, казалось, излучал человек, называющий себя простым буддистским монахом. Я видела подобный свет в родильных залах, у постели умирающих и часто вокруг животных. Единственное название, которое я могу ему дать, – это чистая любовь. Он взял меня за руку и приветствовал меня, обратив на меня такой глубокий взгляд, как будто я смотрела в глаза дикой птице. Казалось, мы были знакомы уже много сотен лет. Познавший немало страданий, бывший лидер Тибета еще в молодости бежал из своей страны и жил в изгнании. Тысячи его последователей были убиты. Однако его глубокий махагогниевый смех берет начало из самого центра Земли. Я храню запись того интервью в ящике своего стола. И когда я нуждаюсь в утешении или просто в напоминании о том, что значит жить, я нажимаю кнопку на диктофоне и слушаю его смех.

Когда я спросила его, как женщины вписываются в его религию, он поправил одежду и устремил на меня взгляд своих пронзительных глаз. «От начала времен все в этой вселенной, – сказал он, – берет начало от чистого света. И этот свет, – заверил он меня, – и есть женщина».

И хотя я стараюсь принять тот факт, что в тот день солнце как-то необычно освещало лестничный пролет, тем не менее, насколько мне известно, у Моник был нимб. Более того, ее глаза светились волнением. С убранными назад темными волосами и широкой открытой улыбкой она чем-то напоминала Мишель Обаму. Я не просто немедленно прониклась к ней симпатией, я почувствовала, что знала ее во многих прошлых жизнях.

– Извините, Боно немного застенчив, – сказала я.

– Где он? – спросила Моник.

– Он не всегда такой, – ответила я, показывая на кровать. – Ему нужно время, чтобы привыкнуть к людям.

На ее лице промелькнуло разочарование. У нее были все причины развернуться и уйти. И я была благодарна ей, когда она приняла мое предложение выпить чаю. Сидя на диване, Моник рассказала мне, что всегда любила черных котов. Я сказала ей, что чувствую то же самое, и попыталась объяснить, какое влияние Клео оказала на нашу жизнь. Эквивалентом Клео в жизни Моник была ее обожаемый кот по имени Оникс. Он умер пять лет назад. Его смерть оказалась сокрушительным ударом. Она хранила прах Оникса в квартире и устроила в кухне его святилище.

Некоторые люди любят котов. У других есть родственные души, одетые в мех. Оникс однозначно попадал во вторую категорию. Моник не представляла, как можно раскрыть свое сердце для другого кота.

– Но, возможно, я уже готова, – сказала она.

Заливая кипятком чайные пакетики, я подумала, что пять лет – это долгий срок, чтобы горевать о кошке. Моник явно не была поверхностной в своем отношении к животным. Она точно была тем человеком, который нужен Боно. Ему невероятно повезет, если она предложит ему дом – если только он наберется храбрости, чтобы выйти и познакомиться с ней.

– Он не очень дружелюбный, да? – сказала Моник, когда я наливала ей вторую чашку чая.

Шансы Боно улетучивались так же быстро, как пар над нашими чашками. Мне уже хотелось схватить швабру и выгнать его оттуда. Но тогда все, что увидит Моник, – это злой и напуганный кот. Через некоторое время разговор стал увядать. Моник вздохнула и потянулась за сумочкой. Моя последняя надежда ушла в пятки.

– Вон он! – прошептала Моник.