Бонсай

Похоронами займется бюро ритуальных услуг на Фэлледвай. Ему так нравится старая черного стекла табличка с золотой надписью, каждый раз, проезжая мимо, он любуется ею. Спрашивает, не думаю ли я, что это как-то жутковато, в таких подробностях обсуждать похороны и все практические детали. Говорю, что нет. Мы как два ребенка, играющих в очень серьезную и в то же время совсем обыденную, полную конкретики и по-хозяйски продуманную игру.

Уже девятый час. Я убралась на кухне. Стефан собирается позвонить своему ординатору, чтобы его положили. По-моему, в такой час тяжко отправляться в больницу, и я спрашиваю, не подождать ли с этим до завтра. Но ему не терпится. Говорит, что томится по смерти и страх возникает лишь короткими вспышками.

Врач в дороге, возвращается домой после дежурства и не отвечает. Через четверть часа он перезванивает. Из их разговора я понимаю, что попасть в больницу ради совершения самоубийства не так просто, как это в запальчивости вообразил Стефан. Или как ему наврал врач. Не могу догадаться, что между ними произошло на самом деле. Знаю лишь версию Стефана. Его аргумент в пользу госпитализации: за окнами возвели леса и с завтрашнего утра рабочие приступят к ремонту фасада, поэтому в квартире станет жить невозможно. Ординатор не может дать „зеленый свет“, не переговорив с завотделением. Обещает перезвонить.

Стефан совершенно вне себя из-за того, что врач, казавшийся другом, дал задний ход и заявил, что для паники нет оснований. Время, дескать, еще есть. Куча времени, чтобы привести в исполнение план самоубийства. А если это непременно должно случиться, у него ведь есть дача?

Пытаюсь объяснить Стефану, что, конечно, не может все идти гладко, больницы, в которых помогают самоубийству пациентов, были бы ужасны. Но Стефан потрясен тем, что все идет не по плану. Он просто зациклен на своем плане. В утешение говорю, что не обязательно ехать в больницу. Мы можем все сделать дома, в квартире. Постепенно мне начинает казаться, что это я собираюсь убить себя.

Врач перезванивает, говорит, что Стефан может приехать и они обсудят все подробности на следующий день во время обхода. Просит Стефана не разглашать, что „подобные переговоры имели место“. Стефан думает, он боится за свое место. Начал-таки понимать, какие последствия может иметь данное им обещание, и осознавать сомнительный характер своих действий.

По-моему, все это очень неприятно, но я не хочу огорчать Стефана. Он и так потрясен. В качестве последнего штриха составляет бумагу о том, что Элин сможет вступить в права наследства только после того, как начнет учебу. Сомневаюсь, что этот документ имеет юридическую силу, но Стефана такая мелочь не останавливает. К тому же он не в курсе, что после него останется только одно наследство — долги.

Стефан встает, одевается, в первый раз со среды. Снимаю постельное белье, которое обещала ему постирать завтра. Он собирает сумку, кладет слоника из Конго и один из моих романов, все они о нас с ним. Больно смотреть, как он навечно покидает свою квартиру. Стефан так привязан к этой однушке с балконом, обустроенному семидесятиметровому кораблю, который он превратил в библиотеку. Все стены от пола до потолка уставлены книгами. Даже над дверями книги. Поставив в комнате перегородку, он устроил себе маленькую спальню, где жил, будто зверь в норе. Первый раз за свою без малого пятидесятилетнюю жизнь почувствовал, что у него есть дом. Чтобы вновь стать одиноким питомцем интерната и хранить дорогие для него вещи в коробке.

По дороге в больницу Стефан снимает в банкомате две тысячи крон. В такси мы держимся за руки. Странная поездка через любимый город, с которым мы уже попрощались. Я полностью вжилась в его роль и отчетливо представляю, как все это напоминает о том, что он видит эти дома и дороги, знакомые ему как свои пять пальцев, в последний раз. А может, он давно утратил способность чувствовать. Может, он передал часть себя мне, чтобы полностью сосредоточиться на выполнении плана.

Такси заехало на подземную больничную парковку. Нас высадили у входа F. Здесь, в подземной бетонной пустыне, среди грубых колонн, под низкими давящими сводами, начинается путешествие на Луну. Как я могу добровольно, без сопротивления, проделать весь путь до этого огромного современного больничного комплекса и передать Стефана словно бандероль со смертником? Поднимаемся на лифте в 121-е отделение. Медсестра провожает нас в хорошо знакомую одноместную палату у входа. Стефан переодевается в казенную больничную робу, превознося до небес качество мягкой хлопковой ткани.