Бонжур, Антуан !

Поль Батист чуть не сбился, выкликая следующее имя. Оказалось, я вслух произнес, сам не заметил, но недостаточно громко, чтобы все услыхали. Поль Батист не взглянул на меня, не пошевельнулся, ничем не выдал, что услышал, но все-таки сделал паузу, давая тем самым понять, что принимает меня.

- Роже Путц, Гран Дюше дё Люксембург!

- Мор пур ля патри!

- Погиб за родину! - выкрикнул я, набирая голос.

Теперь уже все услышали, даже глухой секретарь, но никто не сделал движения, просто строй безмолвно расступился на мгновенье и тут же вновь сомкнулся: я вступил. Ноги мои затекли на восьмом или девятом имени, руки одеревенели, в висках стучало, но я упрямо твердил, стоя в строю: "Погиб за родину, погиб за родину". А мне отвечало глухое эхо: "Мор пур ля патри", словно мы старались докричаться друг до друга на том немыслимом расстоянии, что разделяло нас и тех, которые лежали под заломленным крестом. И при каждом новом имени перед глазами вставала неясная тень, то ли со спины, то ли с груди, не разобрать. Тень пыталась повернуться ко мне, но лица не различить; нет на нем ни глаз, ни выражения. Тени скользили в размытом пятне, и при каждом выклике рядом с прежними возникали новые:

- Иозеф Бозан! Полонь!

- Николай Носенко! Юньон Совьетик!

- Мишель Реклю, Бельжик!

- Жюль Бертран, Бельжик!

- Погиб за родину! Мор пур ля патри!

Сто двадцать девять имен, много это или мало? Это бессчетно, и у строя размытых теней нет ни конца ни края. И лица живых размазаны туманом, в руках белеют платки, и старые боевые знамена сиротски склонились к земле, в которой лежали те, к кому безответно взывали наши голоса.

- Погиб за родину! - обессиленно повторил я в последний раз и переставил затекшие ноги.

Президент свернул скорбный свиток.

- Теперь мы должны сфотографироваться на память, - сказал он будничным, хоть и осевшим голосом.

В толпе возникло облегченное движение, послышались робкие голоса, восклицания. Живые торопились к мертвым камням. Президент стал рядом, взял мою руку. За плечом раздался возбужденный голос:

- Это было прекрасно, Виктор Борисович, вы так хорошо смотрелись. А какие прелестные цветы! Спасибо вам, что вы пригласили меня сюда, я была вчера в комитете, мне все про вас рассказали. Все восхищены вашим благородным поступком. Тот поляк тоже поступил благородно, но вы оказались еще более благородным.

- Полноте, Татьяна Ивановна, - остановил я ее излияния. - Что такого я сделал?

На нас нацелились объективы. Возле трубача я увидел рыжеволосую женщину с большой черной камерой, которая фотографировала нас на собрании. Остальные были любители, даже Антуан захватил с собой аппарат.

Они нащелкали нас со всех сторон. Рыжеволосая корреспондентка подошла ко мне.

- Она хочет задать тебе вопросы для ее читателей, - сказал Иван.

- Согласен, - ответил я. - Только по-деловому.

- Она спрашивает, - начал Иван, волнуясь перед публикой, - как тебе нравятся русские партизаны в бельгийском резистансе?

- Простите, Виктор Борисович, - выступила Татьяна Ивановна, - ваш друг не совсем точно перевел вопрос. Мадам Констант спрашивает, как вы оцениваете роль русских партизан в борьбе бельгийского Сопротивления?

- Так я о том и говорю, - возразил Иван, не обидевшись.

- Чудесно, Иван, становись рядом, - подбодрил я его. - В случае чего, будешь дублировать Татьяну Ивановну. - Я уловил в толпе, окружавшей нас, хмурое лицо мадам Любы, но это лишь придало мне уверенности. - Итак, я отвечаю. К сожалению, у меня нет под рукой точных официальных данных, поэтому буду говорить по памяти. Русские партизаны участвовали в борьбе против фашистов во всех странах Европы, где было освободительное движение. В Бельгии, если не ошибаюсь, русских партизан было порядка три тысячи человек. Я хоть и не воевал лично, понимаю: три тысячи - большая сила. И они же не одни тут были, бок о бок с ними дрались бельгийцы. Так что, я думаю, бельгийское Сопротивление внесло достойный вклад в дело разгрома фашизма.

Мадам Констант записала все, что я сказал, и спросила:

- Что вам удалось узнать о вашем отце?

- Я тут всего несколько дней, за это время много не узнаешь. Но я узнал главное: моего отца здесь помнят и любят. Мне уже много рассказывали о том, как отец здесь воевал, однако еще никто не сказал мне, как он погиб. У меня лично на этот счет есть две версии, но пока они не настолько определенны, чтобы можно было говорить о них для печати. Вместе с моими друзьями мы сейчас ищем людей, имевших отношение к особой диверсионной группе "Кабан". Пока могу назвать вам лишь одно имя: Альфред Меланже, он был командиром "кабанов". Если нам удастся найти Меланже, то мы узнаем многое.

- Что вы можете сказать... - начала было Татьяна Ивановна, но тут ее остановил президент. Татьяна Ивановна смешалась, торопливо заговорила по-французски. В разговор вступил секретарь секции. Мадам Констант с жаром возражала им. Спор разгорался. Со всех сторон раздавались реплики. Многие улыбались.

- Иван, помоги! - потребовал я. - Вот теперь ты можешь вступить.