Бонжур, Антуан !

- Я нынче ругался с Терезой, - поведал Иван. - Она взяла самую дорогую больницу, мне уже написали счет на пять тысяч франков, и они говорят, что Мари должна там быть еще три дня.

- А как малыш? Сколько тянет?

- Он тянет три с половиной килограмма, - расцвел Иван.

Сюзанна со смехом поставила передо мной глазунью.

- Она говорит, - продолжал цвести Иван, - что ты должен получить в ее бельгийском доме свой русский завтрак.

- Неужто вы утром, кроме кофе и бутербродов, ничего не потребляете? беспечно удивлялся я, уплетая глазунью и стараясь всем своим видом показать Сюзанне, какая это замечательная глазунья и как прекрасно уплетать ее именно утром, после хорошей пробежки, когда на свежую голову являются хорошие вопросы. - Когда Антуан уехал? Я даже не слышал.

- Он встал в четыре часа, чтобы раньше сделать работу, - отвечал Иван, справившись у Сюзанны. - Она думает, что он вернется к часу, и вы поедете с ним до Альфреда Меланже, а я - в больницу.

Сюзанна хлопотала у плиты. Голубой нейлоновый передник, белая наколка на волосах, быстрые руки - прекрасная хранительница домашнего очага. И очаг ее не менее прекрасен. Он обладал лаконичными формами, питался керосином и горел день и ночь. Антуан его заправлял из канистры. Он щедр, он добр и пылок, этот очаг. Синие языки пламени, как вечный огонь на могиле, мерцают, качаются, вздрагивают за круглым стеклом. Он трудится бесшумно, плита всегда раскалена и готова к действию, он будто всегда горел, с той самой минуты, как зажегся древний огонь в сырой и темной пещере. Он вечен, как пещерный огонь, и модернов, как реактивный лайнер. До чего хорошо сидеть у такого очага, потягивать кофеек и смотреть, как женщина священнодействует у мирного огня! Но мне не дано сидеть, я должен мчаться, искать, не до шуточек мне теперь. Не видать мне покоя, пока не найду.

Сюзанна принесла поджаристые тосты, произведенные очагом, присела визави. Вид у нее был задумчивый.

- Она спрашивает у тебя, откуда ты знаешь про ихнего Клааса, про которого ты вчера в Ромушане говорил? Кто такой этот Клаас, так она его называет, я его тоже не знаю, - равнодушно полюбопытствовал Иван, прикуривая от газовой зажигалки. - Я тут всеми эксплуатированный и книг ихних не читаю. Она говорит, что ты сказал очень симпатически, они были тронуты.

Что было, то было. Сказал я им про Клааса. И даже попросил, чтобы Татьяна Ивановна переводила. Мы приехали в Ромушан уже в седьмом часу. Народу было меньше, чем на главной церемонии, но все, кого я хотел бы видеть, были там.

Мадам Констант тоже подоспела к тому времени, мы ввели ее в курс и занялись делом. Вместе с Луи поднесли венок к могиле. Пела труба, и знаменосцы стояли. Я расправил на венке ленты, которые дала мать, и мне захотелось сказать о том, что я испытывал в эту минуту, и так сказать, чтобы они поняли, что я испытываю. Тогда я вспомнил Клааса, которого они не могли не знать, и кончил свою небольшую речь бессмертными словами Тиля: "Пепел Клааса стучит в мое сердце".

И они поняли. Лица их стали печальны и строги, а женщины взялись за платки. Вот и в душу Сюзанны запали мои слова, коль она задалась таким вопросом.

Я похлопал Шульгу по спине:

- Минуту, Иван, не раздваивайся. Сначала Сюзанне отвечу, а потом и тебе. У нас в Советском Союзе Тиля Уленшпигеля знает стар и млад. Книга о нем десятки раз выходила огромными тиражами. И кинофильм у нас шел, сам Жерар Филипп в нем играл, она, верно, видела, спроси у нее. Но фильм, по-моему, так себе, приключениями они чересчур увлеклись.

- Такой фильм и я видел по телевизору, - обрадовался Иван. - Значит, это по книге сделано? А Клаас, выходит, отец ихнего Тиля, да?

- О чем же я тебе толкую?

Сюзанна принесла из спальни толстую книгу, парижское издание Тиля с иллюстрациями Мазереля. Мы увлеченно принялись рассматривать картинки, радостно узнавая героев и наперебой называя их.

- Значит, свой же человек предал Клааса? - продолжал допытываться Иван. - И что же с предателем стало?

- От него все люди отвернулись, а Тиль в конце концов нашел его, схватил в охапку и бросил в канал.

- Тиль - наш герой! - сказала Сюзанна. - Он расправился с предателем в городе Брюгге, там сейчас есть музей...

- Может, и нам придется в Брюгге побывать, - предположил я. - Тогда посмотрим на тот канал, куда предателя бросили...

- Я тебе сейчас расскажу свою тайну, - объяснил тут Иван. - Почему я начал спорить тогда с этой Любкой, как ты думаешь?

- Ага, - засмеялся я, - сам решил признаться, пока я до тебя не добрался. Открой свою черную тайну, Иван Шульга.

- Любка сказала, что их предал русский. - Иван виновато смотрел на меня.

- Извини-подвинься, Ванечка, опять ты мои карты путаешь. Не понимаю только, какая разница, кто их предал?