Местность менялась. Дорога круто взбегала по склонам, петляла серпантином. Холмы превращались в обрывающиеся скалы, веселые перелески - в глухие леса. Я уже начинал понимать Арденны: древнее мягко всхолмленное плато, рассеченное долинами рек и речушек. Реки не так уж мощны, но трудились они долго и верно. Добротными получались скалы, округлыми вершины гор: наивысшая точка - Батранж - 692 метра. Арденны меньше, чем можно предположить, не зная их, но все же они впечатляют, когда попадешь в их глубину.
Партизанское пошло приволье. Мне бы тут побродить с автоматом, да чтобы отец шагал рядом, поучая меня.
Нет, не повезло моему поколению. Выросли на гребне победы, а сами пороха даже не нюхали. Шагали славной дорогой отцов по заросшим тропам, и дзоты, встающие перед нами, были уже порушены, нечего заслонять своей грудью. Но зато мой сверстник первым взвился в космос, он был чуть постарше, и тут я припоздал, но закаляли нас иные пороги, и мы еще не сказали последнего слова.
Антуан свернул с автострады. Вскочили в деревеньку, рассыпавшуюся по зеленому склону.
- Скоро, Антуан?
- Сейчас.
Удивительно, каким чутьем находил он дорогу, нужный поворот, дом. Проехали мимо часовни, высокого каменного сарая, мимо полуразваленной стены и стали у ворот.
Все ясно - приехали: ставни наглухо забиты, на двери железная полоса с крюком.
Ясно без слов - нить оборвалась, и я не получу от Альфреда те два недостающие звена, которые нужны мне для того, чтобы сошлись могильные камни. Но покуда на земле стоит хоть один уцелевший дом, не надо терять надежды. Я раскрыл словарь и услышал смешок Антуана.
- Шульга нас ждет, - Антуан постучал пальцем по циферблату, - а мы тут сидим. Шульга нервничает, а мы катаемся, - я не видел в этом ничего смешного, а он продолжал: - Одна минута, все будет в порядке, тренированно выскочил из машины, словно и не провел двухсот километров за рулем, и рысцой припустился к дому.
Тут и я разглядел на замкнутой двери малый клочок бумаги: дом-то продается. Да, трудновато пришлось бы мне без Антуана, вон он уже заглянул в соседний дом, бежит обратно с новым адресом.
Теперь мы мчались на север. Все стороны света нынче перепробовали, дали дугу через все Арденны. Проскочили Бастонь. Вот и Уфализ позади. Стрелка спидометра снова подобралась к цифре "110", ползет дальше. Сколько теперь? Сто пятнадцать. А теперь?..
- Сколько километров? Скажи, Антуан.
- Скоро, - отвечал он сердито и тут же сжалился. - Труа километр.
Солнце клонилось к земле над дальним лесом. Сюзанна тоже дома тоскует, Иван, верно, уже обиделся и уехал. Я покорно вдавился в сиденье. Даже в Намюре я не волновался: подумаешь, продал дом, с кем не бывает. Заколоченный дом меня несколько обеспокоил, и теперь я и вовсе терялся в догадках. Постой, постой, сколько он сказал: трант, тридцать? Нет, Антуан сказал: труа - три километра. Так мы же у цели! Один километр уже отмахали, а то и все полтора. Вон за тем поворотом...
Мотор внезапно бросил свою упругую работу, мы словно о воздух споткнулись.
- Ля пе, ля пе! - неистово кричал Антуан, хлопая в ладоши и показывая на поле.
А я глазами хлопал. Мы уж почти стали, катясь лишь по инерции.
- Смотри, смотри, - кричал Антуан, - ля пе!
И тут я увидел. Метрах в ста от нас по стерне что было мочи улепетывал "ля пе", он же кролик.
- Ты даешь, Антуан, - сказал я, сгорая от зависти. - Реакция у тебя что надо.
- Реаксьон, - со смехом поправил Антуан и дал газ. Заяц уже добежал до опушки и пропал в лесу.
За поворотом раскрылась деревня Шервиль. Теперь каждый дом мог быть нашим. Промелькнули первые строения, за ними церковная ограда. Антуан сбросил скорость и поехал медленнее, пригнувшись к рулю и терпеливо вглядываясь по сторонам.
Вот он! Серый двухэтажный дом с мансардой. Окна закрыты, но занавески сквозь них белеют. И собака греется на солнышке у крыльца.
Антуан выключил мотор и виновато посмотрел на меня. Из дома вышла женщина в черном платье, похожая на монашенку. Она вышла так быстро, словно давно стояла и поджидала нас за дверью. Мы поздоровались. Женщина ответила нам бессловесным и строгим поклоном головы. Лицо ее ничего не выражало. Ни возраста, ни чувства, ни желания - ничего нельзя определить на этом потухшем лице.
- Мы друзья Альфреда Меланже, - сказал Антуан, лицо его было по-прежнему виноватым. - Мы приехали к нему.
- Я провожу вас к Альфреду, - голос ее был таким же потухшим и стылым. - Идите за мной. Альфред давно ждет вас, - добавила она, не трогаясь с места и глядя сквозь нас. Глаза ее были неподвижны и, казалось, ничего не видели. Но она определенно ждала нас. И Альфред нас ждет? Как могли они знать, что мы приедем?
Ей стоило труда тронуться с места, и она пошла мелкой семенящей походкой, не оглядываясь. И не в дом пошла. Мы молча двинулись за нею. Женщина обогнула дом, открыла дверь каменной пристройки неясного назначения и стала спускаться по лестнице. Антуан сделал знак, чтобы я шел за женщиной, а сам пошел последним.
"Наверное, там винный погреб, и Альфред у бочек", - подумал я с отчаяньем, ибо знал уже, что надеяться не на что.