Бонжур, Антуан !

Подвал обдал меня сумраком и гнетом. Под потолком скудно светилась лампочка, углы терялись в темноте. Я подошел к стене и остановился перед черной плитой, на которой мерцала лампадка.

"Альфред Меланже", - было высечено на камне поблекшими бронзовыми буквами, строкой ниже шли даты: 10.IX.1914 - 13.III.1947. На плите лежал пыльный бумажный венок.

Я скосил глаза на женщину. Она смотрела в стену, глаза ее по-прежнему ничего не выражали: ни скорби, ни верности, ни надежды. Антуан подошел к плите и молча сжал мою руку. Еще одной могилой стало больше на земле.

Мы постояли у могилы, сколько того требовало приличие, и вышли на свежий воздух. Женщина осталась внизу. Кто она? Жена, сестра, мать? Антуан лишь плечами пожал в ответ.

Женщина вышла из склепа и, не глядя на нас, засеменила в глубь сада. Мы тоже пошли. За нами бежала молчаливая собака. Все здесь было наполнено горестным молчанием.

В саду показался низкий сарай. Женщина дала знак Антуану. Тот подбежал, с усилием отодвинул створки дубовых ворот.

В сарае было еще темнее, чем в склепе. Заваленная хламом старомодная машина стояла у задней стены. Краска облупилась и свисала клочьями. Ветровое стекло во всю ширину было прошито строчкой пуль - били из автомата и вблизи. Я заглянул в пыльную затхлость кабины. Сиденье было залито рыжими пятнами, Альфред Меланже погиб как боец.

Не говоря ни слова, женщина повернулась. Мы тоже вышли - тоже молча. Всякие слова были тут бесполезны.

Антуан задвинул ворота. Женщина скрылась в доме. Мы постояли у двери, но она не показывалась.

- Надо же спросить у нее, кто стрелял в Альфреда? - сказал я с бессильным отчаяньем.

Антуан снова пожал плечами и направился к машине. Там мы еще постояли, покуривая, но женщины не было. Мне показалось, будто она следит за нами сквозь занавески - но зачем?

Из-за церковной ограды выехал длинный темно-синий "феррари" и повернул к автостраде. Антуан внимательно проводил его глазами, но ничего не сказал.

- Поедем?

- Поедем, - ответил он без всякого энтузиазма, но делать нам тут было больше нечего. Я не спеша обогнул нашу машину, безотчетно стремясь растянуть и без того томительные минуты.

Антуан открыл дверцу со своей стороны и присвистнул. Заднее колесо было спущено. Он подошел, качнул головой и полез в багажник. Мы достали инструмент и запаску. Я принялся качать домкрат, а когда осевшее колесо отделилось от земли, поднял голову. Женщина стояла в дверях и смотрела в бесконечность. Антуан тоже увидел ее, подбежал к ней и тут же вернулся, протянув мне широкую синюю тетрадь:

- Возьми. Это тебе, так она сказала. Она тебя узнала.

- Но ты объяснил, что я Виктор?

- Зачем? Она все равно не понимает.

Женщины уже не было, дверь плотно прикрыта. Теперь и дом казался нежилым, даже собака исчезла.

Я положил тетрадь на сиденье. Мы продолжали работу. Я любовался, как красиво и свободно управляется Антуан с колесом.

Потом мы тронулись. На повороте я обернулся. Женщина опять стояла у дверей, не видя нас. Меня прижало к Антуану, и дом скрылся за деревьями.

Я раскрыл тетрадь. Она была почти до половины исписана торопливым почерком по-французски. Я полистал страницы, почерк был один и тот же, иногда стояли даты. Из середины тетради выскользнул старый распечатанный конверт. Я машинально заглянул в него, вытащил визитную карточку, точно такую же, какую дал мне утром Ру. Все так же машинально я перевернул карточку и увидел то, что искал и чего все время страшился. На обороте корявыми русскими буквами написано столбиком. С левой стороны начальные буквы начисто стерты, но записка читалась без труда: "...ермен ...арке ...реда ...ница".

ГЛАВА 17