Бонжур, Антуан!

— Моя история состоялась в марте сорок четвёртого года. Тогда мы вели ля гер в лесу около ихней деревни Монт и сильно страдали. Англичане не давали нам никакого парашютажа, потому что имелась плохая погода, и всё время падал дождь. У нас даже на ногах ничего не было, не говоря про еду. Бельгийцы приносили нам хлеб, но они тоже были бедные и сами страдали. Тогда я сказал командиру: «Пойдём в этот пансионат и сделаем реквизицию. Там есть шнапс, и мы согреемся». Командир мне говорит: «Мы там уже забирали один раз, у них ничего не осталось». Тогда я говорю: «Они богатые капиталисты и недавно зарезали корову». — От кого ты знаешь про корову?» — спросил командир, но я имел значение в своём отряде, и я ответил честно: «Мне сказал мой тёзка Жан». Жан делал с нами связь и жил в деревне Монт. Командир послушался меня и сказал: «Хорошо, мы пойдём на эту реквизицию, но надо делать разведку». Я и мой товарищ Гога дошли до этого дома и три часа замерзали в разведке. Там было тихо. Один раз приехала немецкая машина, в ней сидело гестапо, и они уехали обратно. Потом из дома вышла монашка. Мы побежали к себе в лес и сказали командиру: боши уехали. Ночью мы пошли по той дороге, где был мостик. Нам хотелось погреться у ихнего шнапса. Вокруг дома было пусто, но мы ещё раз все осмотрели, там все лежали в постелях. Командир стал стучать в дверь. Они молчали, потому что не имели любовь до нашего голодного народа. Командир отдал приказ: «Ломайте эти двери». Тут все затрещало, и мы вошли в вестибюль, по-нашему — сени. Мы пошли дальше и увидели свет в большой комнате, где они встречают гостей. «Дай нам реквизицию, мсье Густав», — сказал командир, он сделал шаг в комнату и тут же выбежал в обратную сторону. «Зачем ты испугался?» — сказал я и пошёл вперёд. Там горели четыре свечи, и колени мои затряслись, как от ихнего шейка. На столе стоял длинный чёрный гроб, и в гробу лежал мёртвый хозяин этого дома. Он был в чёрном костюме, руки крестом и лицо белое, как у мертвеца. А две женщины стояли на коленях и молились своему богу, на них имелись чёрные халаты. Они увидели меня и стали швырять бутылками. «Зачем ты пришёл? Уходи, дай ему умереть спокойно». Я испугался и сказал: «Пардон. Если в этом доме имеется покойник, то пусть он умрёт спокойно, а мы уйдём голодными». Мы не взяли ни кусочка и ушли. Ребята ругались на нас с Гогой: «Зачем вы не разведали про покойника?» — «Но он же не выходил из дома», — ответил я им, и тогда они замолчали. Я думал, что этот Густав умер сам по себе, но потом туда пошёл Жан, и он разведал, что Густав был предателем, он записал всех бельгийцев, которые сражались в резистансе, и патриоты отомстили ему за это. Они убили его за день до нашей реквизиции. Поэтому и приезжало к ним гестапо, но мы же не знали. На другой день бельгийцы принесли нам еды, и мы поели сухого хлеба. Вот какая страшная история была у меня в этом пансионате. Мы ушли голодными и злыми.

— Напугал ты меня, Иван, и расстроил, — отвечал я со смехом. — Всю мою игру поломал ты своей историей. Вариант отпадает, ты прав.

— Кто же всё-таки убил его? — спросила Шарлотта.

— Жан сказал, что это сделал специальный бельгиец, который приехал из города Льежа. Он убил его пулей. Если ты хочешь, я завтра поеду к этому Жану из Монта и узнаю фамилию Густава.

— Спасибо, Иван, — ответил я. — И без Жана всё ясно. След на «Остеллу» закрывается до выяснения дополнительных обстоятельств.

— Зачем ты притворяешься? — продолжал со смехом Луи. — Ты просто влюбился в неё, как мальчишка, я же видел, как ты перед ней плясал.

— А она красивая? — с улыбкой спросила Шарлотта.

— Они хотят женить тебя на этой молодой Терезе, — подытожил Иван. — Тогда ты станешь хозяином этого пансионата и будешь наливать мартини туристам. И она будет жарить фри. Так Луи говорит. А Шарлотта ему отвечает, что ты хочешь пожалеть эту бедную бельгийскую девушку, наверное, она страдает.

— Меня нож интересует. И кто там живёт. Но если надо, я и её пожалею.

— Он говорит, — переводил Иван, — зачем же мы сидим? Нам надо ехать до этой цыпочки. Он пойдёт к её папаше и будет просить для тебя её руку и сердце. Завтра воскресенье, и кюре обвенчает вас в церкви.

Так они пересмеивались, пока мы обедали. Я отшучивался, как мог.

На десерт пришлась газета. В сегодняшей газете уже напечатан отчёт о нашем собрании, Иван привёз её из дома, да забыл за нашими спорами и шуточками.

На третьей странице в нижнем углу было наше фото: я стоял в центре, президент де Ла Гранж и казначей Роберт по бокам. Мы держались за руки и улыбались. Мне показалось: не очень-то я похож. Впрочем, ребята узнают, вот когда они рты раскроют.

— Похож, похож, — говорил Луи, поглаживая меня по плечу в знак полного примирения. — Борис был точно таким же. Как жаль, что он не знал, какой замечательный сын у него вырос.

— «Сын бывшего русского партизана посещает Льеж», — с чувством перевёл Иван. — Тут и про меня написано: «Дорогого русского гостя сопровождал наш старый боевой товарищ Иван Шульга, который был переводчиком».