book1975

А наши «научники» нередко бродили, словно тени, по коридорам, покуривали, перебрасывались шуточками... Или сидит такой молодой человек на крылечке, ничего не замечает, смотрит куда-то в сторону, молчит иной раз часами, только время от времени что-то чиркает в записной книжке. Не сразу я понял, что во время этого ничегонеделания в его голове и совершалась главная работа...

Так проходил порой у них день или часть рабочего дня. Может, от тесноты это, думалось мне. Места и институте было мало, он занимал небольшое двухэтажное здание, где в царское время находился военный психиатрический госпиталь. Размещались там с трудом. На всех теоретиков, например, была одна посьмиметровая комната. Но вот установленный рабочий день оканчивался. Тут, кажется, следовало бы молодым людям надевать пальто и ехать домой. Кхать-то далеко — Сосновка, где находился институт, пила тогда даже не окраиной Ленинграда, а как бы: оставалась за его пределами. Но «научники» и в положенный час не спешили уходить из своих лабораторий, сидели до глубокого вечера, а то и ночь.

Но вот что удивительно, постепенно и я стал задерживаться с ними, проводить на работе вечера. Просят срочно сделать прибор, для них он сейчас самое главное. Ну и заражаешься их нетерпением. До меня стало доходить, что сидели они в институте не ради веселых несед, где каждый изощрялся в остроумии, не ради покера, в который, случалось, действительно играли. Пол тали и перекидывались в картишки в перерывах м следу наблюдениями за приборами, когда шел эксперимент и приходилось ждать. В эксперименте заключилась суть для них, и они не жалели ни ночей, ни деревья, потому что люди эти были одержимы своей наукой. Я говорю, конечно, не о случайных людях,— га кие тоже попадались в институте, — а о тех, кто действительно принадлежал науке и делал ее, а не питался «сделать себя» в науке. Те, в конце концов, отсеивались, уходили.

...Шли годы, мои юные друзья становились старше, обзаводились семьями, получали научные степени. Но увлеченность, одержимость своим делом у них не ослабевали, во всяком случае, у большинства из них.

Мне хочется подробнее рассказать о первых годах работы в Физтехе.

ПЕРВЫЕ ПРИБОРЫ

Работать в мастерских было очень интересно. Тут все время приходилось что-то придумывать, обмозговывать разные сложные задачи. Работа непривычная и почти каждый раз новая.

В ту пору у нас в стране физические приборы еще не производились, их покупали за границей и платили золотом, которого на самое важное не хватало. На простых лабораторных штативах и то были прикреплены таблички с надписью «Сделано в Германии» или «Сделано в Англии». Я еще не знал тогда, что руководители института с большим трудом добывали валюту на покупку этого оборудования. Часть его А. Ф. Иоффе приобретал даже на лично заработанные им средства — читал за границей лекции, консультировал некоторые иностранные фирмы но техническим вопросам, а деньги, полученные за ото, отдаплл па но купку приборов.

Сегодняшнему физику нелегко представить себе, как это один магазин набора емкостей должен был служить сразу нескольким лабораториям. Трудно поверить, что форвакуумный насос «путешествовал из лаборатории в лабораторию, и бывало, не одни раз в день. Спорили за право получить его раньше. Ведь из-за отсутствия насоса у людей часто стояло дело.

На весь институт было всего не то два, не то три электрометра Комптона. Прибор этот точный, но весьма хрупкий. Наш директор привез электрометры из Кембриджа, израсходовав большие деньги. В Англии за приборы вообще приходилось платить дорого. И вот, вместо того, чтобы установить их на одном месте, электрометры переносили из лаборатории в лабораторию. При этом хотя и соблюдали нужную предосторожность, но все равно переноски заканчивались для приборов не всегда благополучно.

Электрометр был, что называется, «притчей во языцех». Ученые, случалось, неделями ожидали его. Поэтому эксперименты затягивались, люди волновались и не могли спокойно заниматься опытами.

Помню, больше других страдал по электрометру горячий по натуре А. И. Алиханов, впоследствии академик, известный своими исследованиями атомного ядра, основатель Института экспериментальной и теоретической физики. Тогда он занимался исследованиями кристаллических структур. Я не разбирался в сути этих исследований, но из разговоров с Алихановым понял, что у него родились какие-то важные идеи, что он видит возможность сказать новое слово в науке. Вот только надо эти идеи проверить, а для этого требуется электрометр Комптона.

Своим волнением, нетерпением поскорее выполнить эксперимент А. И. Алиханов увлек и меня. Была не была! Я взялся скопировать для него английский прибор и сделал работу довольно быстро. По внешнему виду, по чистоте обработки он, правда, уступал оригиналу, но роль свою исполнял не хуже, а это — самое главное.

Удачное начало придало мне смелости. Позднее я изготовил по заграничному образцу очень сложный и тонкий струнный электрометр Эдельмана. Кажется,