Лейб-гренадеры привыкли к старому своему командиру — Берхману, и новый, молодой, Боратынский, удручил уже тем, что происходил из гатчинского войска. Новый командир не кричал громовым голосом и не ругался по-матерну, но гренадеры ворчали. Они только теперь поняли, что три зимних месяца, когда майор Эртель гонял их по Царицыну лугу, обучая прусской выправке, дело не временное. Двенадцать офицеров подали прошения об отставке. Их уволили теми же чинами без права ношения мундира. Несмотря на острастку, еще пятеро вышли из полка. За лейб-гренадерами надлежал особливый присмотр — шефом их был сам государь.
Осенью начались первые за императорство Павла сухопутные маневры в Гатчине. Каждый день шли дожди, утром солдаты натягивали невысохшую одежду. Пудра с буклей осыпалась у офицеров, и намокшая мука комьями падала на щеки и плечи солдат.
Шар-жируй!
Марш!
— Р-раз! Р-раз! Р-раз, два, три! Л-левой! Л-левой!
Деньги не держали в казармах, но брали с собой: прямо с ученья могли отправить за можай. Нескольких рядовых в одночасье выслали в Томский гарнизон, о чем в семьях их узнали лишь ввечеру, когда несчастные уже были на пути в Сибирь.
С Александриной Черепановой за делами Аврам виделся, наверное, лишь мельком. Он был занят, занят, занят; он отложил мечту о счастье на окончание маневров.
За маневры Авраму был даден собственный дом в Петербурге. Разумеется, места здесь хватало на всех братьев и сестер, да без них Аврам себя и не мыслил: "Теперь мы его отстраиваем, отделываем, и будет для всех нас довольно. Он стоит нам со всей поправкой тысяч до 5-ти. Но уже будет господской дом и свой собственный уголок".
* * *
Началась вторая зима нового царствования. У Марии Феодоровны приближались новые роды. Катерина Ивановна пребывала неотлучно при государе. Турок Иван все чаще слышал ласковые речи первых придворных. Отношения государя с Марией Феодоровной ухудшались.
Любовь Аврама за месяц вспылала, видимо, негасимым огнем.
* * *
11-го декабря 1797 года. СП.б.
Милостивый государь батюшка!
Я вам сообщаю новость. — Тут любопытство: какую? — Я не хочу долго томить вас. Я, я, я женюсь; и очень скоро уж сосватал, и по рукам ударили. — Вы мне прежде, батюшка, дали свое родительское благословение; то я тут прав, что прежде вас об оном не уведомил. — Вы хотите знать, кто? — Вы ее знаете: девица добрая, любезная, и такая, которая будет с нами всеми одна душа. Однако ж, я еще не сказал, кто такова? — Вы догадываетесь… отгадали. — Черепанова. — Дело совсем сделано. — Вчера представлялись мы государю и государыне. — Приезжайте, батюшка, скорее к нам. В исходе генваря брак наш совершится. — Может быть, вы скоро получите еще письмо — а теперь почта, то больше никак не могу успеть — сам бог управляет наши судьбы; и теперь я могу назваться гражданином и вашим покорнейшим сыном
Аврам Боратынский.
* * *
Итак, судьба его совершилась. У него были отец, братья, сестры, генеральский чин, дом, деревни, поля, крестьяне. Он был тридцати лет, и ему не хватало счастия.
1798
Перед венчанием несколько дней подряд государь присутствовал на разводных учениях лейб-гренадер. Боратынский не ударил в грязь лицом, и в приказе было объявлено: "Лейб-Гренадерский полк становится час от часу лучше, что относится единственно к старанию и усердию генерал-майора Баратынского".
28-го генваря родился порфирородный отрок — Михаил Павлович. 29-го Аврам венчался: "при дворе было две свадьбы: генерал-майора Абрама Баратынского с фрейлиною Черепановою и графа Шоазеля с фрейлиною Потоцкого. Невестам в комнате ее величества изволили прикалывать бриллианты великие княгини и великие княжны. После венчания новобрачные были в спектакле придворного театра".
* * *
1 февраля 1798 года. С.П.б.
В 29-й день генваря свершилась судьба моя. Пред престолом самого бога я клялся вечно соблюсти мой обет — я его не нарушу. — Я нашел друга искреннего мне по сердцу моему. Я счастлив, батюшка! порадуйтесь благополучию преданного вам сына и благословите его хоть заочно. Она всем нам друг и будет вечно. — Третий день, как я вступил в сей священный союз, и вижу в себе уже великую перемену! буйность пылких страстей исчезла; еще в первый раз ощущаю тихое спокойствие в душе моей; дружество и любовь я ощущаю вместе, и каждая из них наперерыв дает мне чувствовать мое счастие. — Примите, милостивый государь батюшка, вашу третию дочь, я надеюсь, что от вас она равную горячность и благословение получит со всеми нами. — Ах, батюшка! будьте вы свидетелем нашего счастия, если можно, приезжайте к нам. Еще зима долга; вы возвратиться назад можете. Еще счастие мое несовершенно, когда дражайший родитель наш не будет оного свидетелем. — Итак, надеясь, что вы по родительской к нам любви нам доставите сие удовольствие и засим с моим к вам глубочайшим высокопочитанием и преданностию пребуду покорнейший сын
Аврам Боратынский.
При сем и я вам, милостивый государь батюшка, свидетельствую мое всенижайшее высокопочитание; рекомендую себя заочно вашей милости и остаюсь навек третья дочь ваша
Александра Боратынская.
* * *