Борьба гуманизма и варварства

Конечно, в большинстве случаев речь идет не об официальной фашистской идеологии, провозглашаемой Гитлером, Розенбергом, Геббельсом и К°. Ее все мало-мальски самостоятельно мыслящие люди молча отвергают, часто даже презирают. Но фашистская идеология возникла не из пустоты. У нее есть в Германии длинная предыстория, ей предшествовал долгий подготовительный период, во время которого было написано много произведений, оказавших глубокое влияние на духовную жизнь Германии. Они создавали атмосферу, в которой притуплялись рассудок и нравственное чувство. Этот медленно распространявшийся яд стал не только непосредственным духовным источником официальной фашистской идеологии (ведь Розенберг и Геббельс — лишь эклектические собиратели, плагиаторы, пропагандисты и демагогические упростители предыдущих реакционных идеологий); он глубоко проник в мысли и чувства немецкой интеллигенции и сделал ее морально и духовно беззащитной перед фашистской пропагандой. Отсюда вытекает идейная сла­бость даже недовольных фашизмом писателей в Германии. Поэтому даже их далекое от жизни, само по себе ни в какой мере не запретное по тематике творчество не поды­мается на высоту истинных произведений искусства, настоящей поэзии. На современной литературе Германии лежит отпечаток общего, глубоко зашедшего духовно-морального отравления.

Генрик Ибсен однажды сформулировал проблемы соб­ственной деятельности в следующем четверостишии:

Жизнь — это сердца и ума
Борьба упорная с тьмою,
А творчество — строгий акт суда,
Свершаемый над собою.

В этой красивей и глубокой формулировке для поэзии важны обе части: как борьба с темными силами, так и суд над личностью поэта.

В идейной борьбе бесцелен даже самый умный компромисс: Ибсен показал это в образе Пер Гюнта. Попытка уклониться от четких решений и выводов превращает его героя из целеустремленного и социально полноценного человека в получеловека, в тролля, в бесхребетное существо, которое, как показано в одной прекрасной сцене драмы, подобно луковице, состоит из легко отделяющихся оболочек, но не имеет твердого ядра.

Подобной бесхребетностью была еще до Гитлера охвачена значительная часть немецкой интеллигенции всле­дствие ее пер-гюнтовского соглашательства с реакцион­ными силами, со все шире распространявшейся реакцион­ной идеологией. Потому даже субъективно честные, отчаявшиеся и искавшие путей люди оказались во власти демагогии, обмана, надевшего личину мифа. У них не хватает идеологической стойкости именно потому, что они слишком рано отказались от борьбы с темными силами или уклонились от нее. Потому они не могут ни как люди, ни как писатели творить в своих произведениях суд над самими собой.

Эту мысль о суде нужно понимать очень широко, глубоко, чтобы придти к источникам истинной поэзии, Более ста лет назад Гете и Гегель в поэтической и фи­лософской форме в «Фаусте» и в «Феноменологии духа» показали, как тесно связаны у человека личность и род. Гете и Гегель, осознав вековую практику поэзии, пока­зали, что в микрокосме индивидуальной судьбы, если его правильно понимать, в символически-краткой форме заключается макрокосм исторической судьбы народа. Это неотделимое единство жизни индивидуума и рода, судьбы индивидуальной и судьбы народной — истопник истинной поэзии.

И потому любовь к правде, в высоком смысле слова, к правдивому раскрытию важнейших жизненных связей, выражающихся во взаимоотношениях личности и общества, личности и нации — является необходимой субъективной предпосылкой, основой истинной поэзии.

«Пишите правду» — таков был смысл уроков, препо­данных Горьким советским писателям. И именно на этом принципе основана советская литература.

«Пишите ложь» — приказывают немецким, писателям Геббельс, Гитлер и Розенберг. Если книга Гитлера «Мейн кампф» в какой-либо форме сохранится как документ нашей эпохи, то лишь как бесстыднейший призыв к си­стематической лжи и обману, какой только знала литература. До тех пор, пока этот «дух» господствует в немецкой жизни, в Германии не может быть ни поэзии, ни литературы, ни пауки. Правда, мы видели, что не все писатели, живущие в Германии, являются сторонниками Гитлера, но фашистский террор сломил их хребет: в их идеологию, в их чувства, и их рассудок проник яд реак­ционной пропаганды. Поэтому поэзия изгнана из Германии.