Борьба идей и направлений в языкознании нашего времени

Но в чем же общая специфика лингвистического значения, независимо от того, идет ли речь о лексическом или о грамматическом значении? Как было подчеркнуто в начале этой главы, подобная специфика обнаруживается прежде всего в том, что категория значения в языке оказывается в ряду «знак – значение – вещь (явление)», причем первый элемент этого ряда (знак) имеет звуковое или письменное выражение. Это последнее условие отличает языковой знак от других возможных знаков так же, как отличает и языковое значение от возможных значений в других науках.

Отождествление знака и значения приводит к безмерному обеднению языка и науки о национальных языках человечества. Разумеется, стремление доказать, что словá – это только знаки, не всегда равносильно агностицизму. Об этом уже писали сами сторонники подобного отождествления[115]. Проблема сложнее. Но одно бесспорно: только концепция «знаки – значения – вещи (явления)» в состоянии раскрыть, как я стремился показать, специфику языкового знака в отличие от других знаков, с которыми имеют дело или могут иметь дело разные области знания.

Нередко, выхватывая слова из широкого контекста, сторонники знаковой концепции языка приводят следующие слова К. Маркса:

«Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой»[116].

Но К. Маркс этим отнюдь не хотел сказать, что названия вообще произвольны. Речь шла лишь о том, что в синхронной системе языка связи между названием предмета и его природой сложны и опосредованы. Подобные связи обычно неясны говорящим. Но сам К. Маркс в различных своих исследованиях прекрасно показал, как, например, денежные названия могли возникать из названий товаров. К тому же язык всегда рассматривался К. Марксом как практическое, действительное сознание[117]. Поэтому, хотя название вещи и природа вещи – это, разумеется, разные категории, материалисты всегда считали, что существует проблема исторического происхождения названий в любом языке, в любой группе родственных языков в первую очередь.

Автор настоящих строк понимает, насколько сложна проблема знаков в разных науках, и прежде всего – в философии. Как уже отмечалось, этой проблемой интересовались уже в древности, в частности – в индийской и арабской философии и поэтике[118]. Позднее, в истории новой философии наметились два основных течения. В одном из них сама проблема знаков рассматривалась как важнейшая философская проблема. Так было у Д. Локка и у Г. Лейбница, у их последователей.

В другом направлении отношение к знакам сложилось совсем иное. В. Гумбольдт иронически оценивал проблему знаков, а Гегелю она казалась «пустой забавой в осмыслении процесса познания»[119]. Таким образом, даже независимо от того, как понимались знаки в процессе познания (а они истолковывались весьма различно), само их признание или непризнание (вплоть до высмеивания) уже свидетельствует о том, что проблема знаков оказалась сложной не только в лингвистике, но прежде всего в философии, в теории познания.

Как видим, сложность проблемы заключается в том, что материалист Локк признавал роль знаков в процессе познания, тогда как идеалист Гегель подобную роль решительно отрицал. Следовательно, в философии, как позднее и в лингвистике, вопрос сводится не столько к признанию или непризнанию роли знаков в познании, сколько к характеру интерпретации самих знаков в материалистическом или идеалистическом планах.

Это последнее положение представляется мне весьма важным. Когда В.И. Ленин, конспектируя книгу Фейербаха о философии Лейбница, выписывает из этой книги следующее положение о сущности названия

(«Чувственное восприятие дает предмет, разум – название для него… Что же такое название? Отличительный знак, какой-нибудь бросающийся в глаза признак, который я делаю представителем предмета, характеризующим предмет, чтобы представить его себе в его тотальности»)

и сопровождает эту цитату замечанием «хорошо сказано», то в подобном кратком комментарии нельзя не обнаружить стремления В.И. Ленина дать материалистическое истолкование теории знака[120]. Речь идет, следовательно, не столько о признании или непризнании роли знака в познании, сколько, подчеркну это еще раз, о материалистическом или идеалистическом осмыслении подобной роли.