В течение столетия демократия, процветавшая в Афинах в век ее величия, оказалась извращена демагогами, для которых главным было набрать нужное число голосов. Великий оратор и настоящий демократ Демосфен жаловался, что народное благо отбрасывается ради сиюминутной популярности. Раньше люди имели смелость быть солдатами; они контролировали государственных деятелей и сами распоряжались всеми должностями в государстве (как они считали лучшим). Любой человек был счастлив получить от народа должность, почести, преимущества. Через них все делалось. Но теперь политики распределяют должности и доходы. А народ, лишившись своих сокровищ и союзников, стал мелкими сошками, зависящими от этих людей. Народ счастлив, если они снисходят до того, чтобы дать ему билет в театр или какую-нибудь жалкую еду. Самое печальное, что народ благодарен им, получая от них то, что и так принадлежит ему. Такая ослабленная демократия, широко распространившаяся в западном мире в XX веке, в конце концов бросила афинян к ногам совершенно недемократичных, но мужественных македонцев.
Второй город, разделявший главенствующее положение в Греции, – Спарта (не окруженная стенами). Город располагался в уединенной долине реки Эвротас и не был обнесен стенами, поскольку его жители хвастались, что стены в достаточной мере заменяют их щиты. Спарта представляет собой крайность в политическом развитии Греции, но такую, которая, по словам Г. Л. Дикинсона, «ближе всего подходит к характерному греческому типу». Демократические Афины были на самом деле отличны от большинства греческих городов-государств, в которых господствовал если не тиран, то горстка богатых горожан, аристократов или олигархов. Спартанская конституция сформировалась, подчиняясь необходимости: горстка спартанцев крепко держала в руках покоренное население.
А. Р. Берн в «Истории Греции» пишет, что Спарта не всегда была «спартанской», в смысле аскетической и «фашистской», но она была военизированной с самого начала своей истории. Доминируя в Лаконии, она правила многими подчиненными ей деревнями и городами. В некоторых из них люди сохраняли свои личные свободы как perioikoi – соседи, а в других, которые сопротивлялись слишком сильно, они становились крепостными, привязанными к земле (не рабами, которых можно продать). Их называли илотами, по названию поселения Илос на южном побережье. То, что было навязано спартанцам необходимостью, в свое время оформилось в образ жизни, за что следует благодарить Ликурга. «Спартанский кодекс» – неписаная конституция, и не может быть сомнений в том, что он дополнялся и изменялся в разное время после VIII века до н. э. Говорят, что именно тогда жил Ликург.
Поскольку спартанцы были окружены враждебными и потенциально мятежными покоренными народами, им приходилось всегда быть готовыми к войне. Пригодность к войне стала одним из главных качеств спартанцев, и все остальные были подчинены этой цели. Личная роскошь была под запретом, аскетизм во всем, от еды до одежды, был возведен в рамки добродетели. Появилась своеобразная тайная полиция, функцией которой было наблюдение за покоренными народами и усмирение их террором. Любой, кто, казалось, угрожал гегемонии Спарты, подлежал уничтожению. Это – непривлекательное качество Спарты. Однако было бы несправедливо не признать, что во многих отношениях спартанская система была объектом восхищения других греческих городов-государств. Многие философы, Платон среди них, не могли не выразить глубочайшее уважение такому дисциплинированному и упорядоченному государству.
Г. Д. Дикинсон приводит самый лучший анализ спартанской системы: «Рождение и воспитание детей… не отдавалось на откуп капризным индивидам, а регулировалось государством. Женщины, в первую очередь, физическими упражнениями подготавливались к здоровому исполнению своего долга материнства; их учили бегать и бороться нагими, как юношей, танцевать и петь на публике и свободно общаться с мужчинами».
Все это считалось другими греками, в первую очередь афинянами, в высшей степени неприличным, если не аморальным. Но в действительности можно сказать, что Спарта была единственным государством того времени, где женщины ближе всего подошли к понятию равенства с мужчинами. «Брак был разрешен только в расцвете сил, и общественное мнение всячески поощряло и одобряло свободное общение вне брака между здоровыми мужчинами и женщинами. Мужчины, не вступившие в брак, подвергались социальным и гражданским ограничениям. Рождавшиеся дети внимательно осматривались старейшинами племени. Растили только тех, кого считали сильными и жизнеспособными. Слабым позволяли умереть».