Психическое нездоровье, хроническое неудачничество, элементарная безбытность и порождённые всем этим комплексы неполноценности и – компенсаторная реакция – сверхполноценности характерны для рекрутов многих анти– (или контр-) системных движений. Более того, эти качества становятся своеобразным маркером, индикатором своих – удачливыми и состоявшимися по этой логике могут быть только те, кто продался системе. Эпизоды, подтверждающие это, приводит тот же В. Войнович, да и другие тоже. Интересный эпизод, в основе которого ситуация из реальной жизни, есть в романе О. Маркеева «Чёрная луна». Там КГБ внедряет свою агентессу в группу диссидентов, в результате чего та «переходила из чистой контрразведки на «израильской линии» в сумеречную зону Пятого управления». Однако, несмотря на активные выступления и действия против советской власти, диссида не приняла агентессу как свою – и не потому, что заподозрила, дело в другом: «…без пяти минут кандидата наук и счастливую жену там принимали настороженно. Не хватало печати неудачника, закомплексованного брюзги и дегенерата, чтобы всерьёз винить в своих бедах власть и общество». Короче говоря, степень социального здоровья, а точнее нездоровья, определённым образом фигурировала в отборе и самоотборе материала в диссидентское движение и уж совсем точно – в околодиссидентскую среду; я это наблюдал невооружённым глазом.
Вовсе не были диссиденты и «дружной когортой». В движении была жёсткая статусная иерархия (прекрасно изображена В. Кормером в романе «Наследство»), строившаяся на основе доступа к западным деньгам, грантам, к западной прессе. Диссида – это внутренняя эмиграция, и, как всякую эмиграцию, её раздирали склоки. Неудивительно, что большие фигуры движения, «генералы» с изрядной долей презрения относились к массовке и без зазрения совести жертвовали солдатами в «борьбе с режимом» и в играх с КГБ. Достаточно почитать мемуары или особенно поражающий своей откровенностью и цинизмом опус Солженицына «Бодался телёнок с дубом».
На диссиде и отчасти на шестидесятничестве лежит двойная «каинова печать» российской интеллигенции, по крайней мере, значительной её части – печать, которую унаследовала от неё её отрицательница и могильщица советская интеллигенция (нет чтобы что-то хорошее взять).
Во-первых, это нерасположенность к содержательному, профессиональному («полезно-профессиональному», как говорили в дореволюционной России)делу и стремление подменить его ненапрягающей, но выглядящей общественно престижной, значимой и позволяющей надувать в экстазе самоуважения щёки деятельностью, желательно хорошо оплачиваемой. Отсюда разница между основной массой российской и советской интеллигенцией, с одной стороны, и профессионалами (в том числе профессиональными интеллектуалами), с другой.
«Средний массовый интеллигент в России, – писал в начале XX в. А.В. Изгоев, – большей частью не любит своего дела и не знает его. Он – плохой учитель, плохой инженер, плохой журналист, непрактичный техник и проч. и проч. Его профессия представляет для него нечто случайное, побочное, не заслуживающее уважения. Если он увлечется своей профессией, всецело отдастся ей – его ждут самые жестокие сарказмы со стороны товарищей, как настоящих революционеров, так и фразерствующих бездельников». Меняем «революционера» и «фразерствующего бездельника» на «диссидента» и получаем аналогичную картину. Тот же Изгоев подчёркивал резко негативное отношение «среднемассового интеллигента» к профессионалам своего дела. Прошло почти сто лет, и в конце XX в. ничего в этом плане не изменилось.
Д. Галковский: «Интеллигенты, сознавая свою второстепенность (в советской системе эта социальная второстепенность интеллигенции фиксировалась в её определении как «прослойки» между классами и графой в анкетах «из служащих» –
А. Гера (о советской и постсоветской интеллигенции): «А что такое интеллигенция? Сборище недоучек, отовсюду понемногу знаний, в целом каша, которую скармливают дурачкам»; «так называемая русская интеллигенция, неспособная себя прокормить из-за низкого уровня знаний, неудачники и авантюристы, не смогшие выпестовать собственное дело». Аналогичные мысли высказывали А.А. Зиновьев, Л.Н. Гумилёв и др., от них линия прочерчивается к тому, что сказал о диссидентах В. Войнович, и круг замыкается.