Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

Объективная заинтересованность наёмных работников умственного труда как социальной группы в устранении пришедшей в качестве наследия XIX в. дисциплинарной решётки наук об обществе совпадает с логикой и потребностями развития социального знания в целом, с поисками выхода из тупика и кризиса современной социальной науки. Но это также означает, что изобретение новых объектов и конструирование «вокруг них» новых дисциплин с соответствующими методологиями и типами отношения к реальности, будь то россиеведение, капитализмоведение, исследование внелегальных комплексов или что-то ещё, автоматически означает вовлечённость в социальную борьбу, в столкновение социальных интересов. Ведь социальная (и – шире – современная в целом) наука была не только средством познания, а выполняла определённые социально-властные функции. Знание – сила. И недалёк от истины И. Валлерстайн, заметивший: «Научная культура (XIX–XX вв. – А.Ф.) была чем-то большим, чем просто рационализацией. Это была форма социализации различных элементов, выступавших в качестве кадров[132] всех необходимых (капитализму. – А.Ф.) структур. Как язык, общий для кадров, но не для рабочей силы, она стала средством классового сплочения высшей страты, ограничивая перспективы сопротивления со стороны той части кадров, которые могли впасть в подобный соблазн (нарушения правил игры Капитала и Государства. – А.Ф.). Далее, это был гибкий механизм воспроизводства кадров… Научная культура создала рамки, в которых возможность индивидуальной мобильности не угрожала иерархическому распределению рабочей силы»[133].

Иными словами, конструирование любой формы рационального знания об обществе, принципиально новой, по сравнению с существующей в течение последних 150 лет, методологии социально-исторических исследований, теории (причём необязательно теории по поводу интеллектуалов как социальной группы – это частности) задевает интересы не только научных сообществ («парадигм»), но и стоящих за ними экономических и политических структур и комплексов отношений (процессов). Именно в эти комплексы отношений эксплуатации и неравенства встроена современная социальная наука, составляющая их интегральный элемент[134].

«Постиндустриальная», «информационно-энтээровская» система производства переплавляет в один тип, в один комплекс отношений то, что раньше существовало в качестве двух типологически различных форм. А именно отношения «эксплуататоры – эксплуатируемые» и «господствующие группы – интеллектуалы». Ныне формируется некий единый комплекс. В ранней, неразвитой пока ещё форме этого комплекса интеллектуал выступает – по логике предыдущей системы – в качестве наёмного работника умственного труда. Но как будет обстоять дело дальше, на более развитых стадиях, когда принципиально должны измениться (и, как знать, быть может, стать ситуационными) сами явления эксплуатации и собственности, сейчас сказать трудно. В любом случае, если прежде при всех социальных потрясениях или обострениях интеллектуалы выбирали между угнетателями и угнетёнными, эксплуататорами и эксплуатируемыми, то ныне императив такого выбора исчезает, по крайней мере – в тенденции. И это кардинально меняет ситуацию, отражением и выражением которой был «Манифест Коммунистической партии».

VIII

Ситуация изменилась, но не изменилось в принципе положение, когда существуют неравенство, эксплуатация, связанные с ними конфликты. По-видимому, пока существует общество, будут существовать и все эти явления. Но как в новых обстоятельствах может звучать вопрос об отношениях эксплуататоров и эксплуатируемых, власти и интеллектуалов? Как может ставиться и решаться вопрос о сопротивлении эксплуатации и угнетению, о противостоянии социальной виктимизации и депривации? Чего следует избегать и что должно делать в самом общем смысле, в смысле принципиальных подходов? Особенно с учётом того, что мы знаем о Современности, её господах и угнетённых, её революциях и контрреволюциях. Об этом имеет смысл немного порассуждать, используя как «социологию» (в самом широком смысле слова), так и то, что Ч. Райт-Миллс называл «социологией воображения», – в социально-исторических исследованиях воображение нередко оказывается реальнее реальности. Ведь последняя дана нам главным образом в ощущениях, так сказать, сенсуалистически, а воображение опирается если и на чувство, то на шестое, т. е. на интуицию, и в значительной степени на интеллект. В капиталистическую эпоху сначала возникли система эксплуатации и её господа, затем сформировались угнетённо-эксплуатируемые группы, затем, с ещё большим опозданием, – адекватные новой системе формы борьбы, сопротивления ей.