— Если бы ты могла хоть что-нибудь вспомнить... — Рицко осеклась, глянув мельком на Синдзи. Однако того скорее заинтересовало не то, кем был профессор Кацураги и что Мисато могла помнить из его работы, а то, что его, оказывается, нет в живых. С учётом того, что женщина как-то упоминала о проблемах со своим отцом, получается, у Мисато уже нет никаких шансов помириться с ним. А у Синдзи со своим — ещё есть.
— У тебя же вроде было что-то посовременнее, — Рицко постаралась сменить тему. — Из музыки.
— Есть, во втором списке.
Акаги помучила магнитолу и наконец-то вышла на нужные ей песни. Включила первый трек — и из динамиков полилась тоскливая музыка, которая медленно нарастала, переходя из обволакивающих тонов с мягкими басами в более продуманную и сложную композицию. Но при этом не теряя мелодичности.
— Тебе понравились эти завывания? — недоумевала Мисато. — На религиозную бунтарку или депрессивную девочку ты не очень-то похожа.
— В женщине ведь должна быть загадка.
— Надо было удалить этот альбом...
— Не смей — мне нравится.
Подруги быстро разговорились о своём, женском. Синдзи и не пытался вникать, предпочтя меланхолично созерцать пролетавшие огоньки фонарей и слушать приятную на слух песню. Из динамиков в салон вливался тонкий печальный женский голосок, повторяющий на английском один и тот же куплет про Бога и спасение от грехов. Грустью и тоской повеяло от музыки — Синдзи начало клонить в дрёму. Мелодичные звуки двигателя и проезжающих машин, музыка, а также два звонких голоса разговорившихся женщин слились в единую неразборчивую массу. Она перемешивалась, порождала удивительную какофонию из различных ярких и гулких отзывов. Тарабанила, давая новое звучание привычным вещам. Всё это повторялось вновь и вновь, пока ничего общего с изначальными звуками не осталось. Только режущие громыхания и изнурительные крики.
21) Токудай — устоявшееся сокращение Токийского технологического института на японском и английском языках.вернуться
[К оглавлению ↑]
Глава 32. [Интроект III]
Что-то или кто-то резко потряс Синдзи, отчего он встрепенулся и резко открыл глаза. Вокруг всё плыло, гудело. Тело ватное, не слушается — само двигается.
— Нам надо спешить, — эхом раздался голос Каору, который был в каких-то странных обносках. Его блондинистый цвет сошёл на нет, явив миру такие привычные для японца чёрные как смоль волосы. Но вместе с тем настолько необычные, что Синдзи пристально вгляделся — а его ли это Нагиса? Помимо всего остального, он какой-то серьёзный и озабоченный: нет той обворожительной улыбки, которая так успокаивает, нет того лоска и шарма, которые ставили его на ступеньку выше остальных. Сейчас он меньше всего походил на самого себя: уставший, с растрёпанными волосами, чумазый, в ссадинах и ранах.
— Где мы? — Синдзи пришлось сделать усилие, чтобы выдавить из себя пару простых слов.
— У нас нет времени, — схватил его Каору, — я должен с ней поговорить!
Ребята выбежали из полуразвалившейся хибары в натуральный хаос: небо заволокло чёрной пеленой, неприметные домики полыхали, сверху падали бомбы и снаряды, люди в таких же обносках, как и Нагиса, бежали, похватав своих детей и кое-какие пожитки. Где-то громыхало, ухало, стреляло. Хаос. Полнейший хаос.
— Что здесь происходит?!
— Мы должны её остановить, иначе всё повторится вновь!
— Что повторится?! — взгляд Синдзи невольно зацепился за молящегося на коленях деда, обёрнутого в мусульманские лохмотья. Он был смуглый, носатый, с большими и глубокими глазами, в которых читались только обречённость и смиренность перед грядущим. Прежде чем отвести взгляд, юноша заметил, как из сердца деда направлялась куда-то в небеса тоненькая, почти невидимая струйка света. Как-будто что-то или кто-то высасывал жизнь. Синдзи посмотрел себе на грудь — от него тоже исходило нечто подобное, но ещё менее заметное. — Что это вообще такое?!
Но Нагиса ничего не ответил, продолжая уверенно вести своего одноклассника через проулки, удачно обходя толпу бежавших людей, стрелявших куда-то солдат и громыхавшую бронетехнику. Здесь из каждого встречного человека устремлялась витиеватая линия света, из-за чего складывалось впечатление, что они, словно марионетки, подвешены на нитях и разыгрывают кровавый спектакль какого-то злобного кукловода. Только у Каору ничего подобного не было, будто он один здесь свободен от этих рабских цепей.
За ними увязалась замотанная с ног до головы в хиджаб девчушка, которая на руках несла маленького мальчика. Они оба рыдали навзрыд — Синдзи ещё никогда не видел, чтобы так плакали.
В какой-то момент ребята выбежали под перекрёстный огонь на разбитую дорогу. Везде лежали бездыханные тела: некоторые обгоревшие, некоторые с пулевыми ранениями, некоторые без рук или ног. Синдзи сглотнул образовавшийся комок и постарался не смотреть на них.