Борьба за мир

Это перевели немцу. Тот вскинул руки, как подбитая птица крылья, и закричал, сообщая, что в тот час он был в блиндаже не один: у него сидели разведчики, и те передали о появлении на поляне трех генералов.

— Действительно черт те что! — задумчиво произнес Макар Петрович и снова закипел: — Ну, а почему, когда один сидел, не дал нам знать?

Немец долго что-то вспоминал, как немой, шевеля губами, и, вдруг выкрикнув: «Камрат, камрат! А-а-а… Камрат!» — уронил голову на стол и, весь сотрясаясь, зарыдал. Рыдая, он сообщил о том, что жену с маленькой дочкой и сыном уже отправили в лагерь и его самого предупредили, что если он попытается сбежать к русским, жену, дочку и сына повесят.

— Ну, вот тебе и заклепка, — поворачиваясь к Сабиту, сказал Макар Петрович. — А вы — прикован! Прикован! Есть другие цепи, невидимые, но гораздо крепче этих железных, — пройдясь по комнате, он остановился перед немцем и, узнав, что того зовут Иозеф Раушнинг, заговорил: — Вот что, Иозеф, если честный, то оправдаться надо… Работай! Арбайтр! Понимаешь? Работай! Арбайтр! Честно. Коммунизм. Тельман, — говорил он телеграфным языком, предполагая, что так его немец скорее поймет.

И тот его как-то понял: глаза засветились, на лице появилось нечто похожее на улыбку, и он, кивая головой, бормотал:

— Яволь, яволь, яволь, генераль! Яволь, камрат!

— Так вот что, ребята, — обратился Макар Петрович к разведчикам. — Помойте его, накормите, вина дайте… Да это тряпье с него сбросьте. Кто из вас немецкий язык знает?

Романов сказал:

— Понимаю я.

— А вы, Сабит?

— Нет, — печально ответил тот.

— Плохо. Ну, с рацией умеете управляться?

— Это я могу, — произнес Романов.

— Узнаете наши позывные, — и, повернувшись к переводчику, Макар Петрович добавил: — Втолкуй этому, что он должен вести себя так же, как и вел… Только передавать будет то, что нам нужно. Вы и Романов направитесь вместе с ним туда же… Держите связь только со мной. Возьмите еще двух бойцов.

А когда все из комнаты вышли, Макар Петрович вдруг со всего размаху несколько раз ударил себя ладонью по щеке, приговаривая: «Разиня! Разиня! Разиня!»

Так он наказывал себя не часто, но всегда, когда «зевал»…

Сейчас же, опустив голову, беспредметно рассматривая уголок карты, он ответил Анатолию Васильевичу:

— Вы были правы, товарищ командарм.

И, рассказав все, снова опустил голову, ожидая, что Анатолий Васильевич обрушится на него всеми своими колючими словами, но тот помрачнел, встал, прошелся туда-сюда и медленно проговорил:

— Авантюристы, сукины дети! — Он остановился перед Макаром Петровичем, некоторое время рассматривал его, затем сказал: — А у тебя сердце хорошее. Только ты ему на войне не подчиняйся. Сердцу ход дадим, когда Гитлера повесим, — и спохватился: — Слушай-ка, а где у нас Николай Степанович? Не справлялся?

— Нет! — буркнул Макар Петрович, радостно переживая теплые слова, только что сказанные Анатолием Васильевичем.

— Ну, гостеприимные, ничего себе! И я забыл, и ты забыл. Давай-ка свяжись с Михеевым, узнай, что там с Николаем Степановичем, — а пока Макар Петрович отыскивал по телефону Михеева, Анатолий Васильевич, по-детски хвастаясь, говорил: — А хорош Михеев-то у меня стал! Горжусь! Я его обязательно до генерала доведу. Вот увидишь.

Макар Петрович, связываясь по телефону с Михеевым, скосил глаза на Анатолия Васильевича.

— Ты что на меня косишься? Доведу. Непременно! Думаешь, генералами рождаются?

Макар Петрович, все так же косясь на него глазами, протянул ему трубку.

— Полковник Михеев.

Но часики на столе пискнули три раза. Анатолий Васильевич качнулся к ним и, сунув трубку на рычажок, вскрикнул:

— Да что же это? Опять спину подставляем? Почему нет сигнала? Почему, спрашиваю я вас? — наступая на Макара Петровича, сурово проговорил он.

Макар Петрович был взволнован не меньше его.

— Может, аппарат не работает? В такую минуту возьмут да и подведут, — проговорил он и взял трубку телефона «Вече».

— Нет. Аппарат работает исправно. Тогда что ж? Что это такое? Ведь вот-вот, и заработает немецкая военная машина: вся эта огромнейшая лавина людей, танков, пулеметов, минометов, самоходных пушек хлынет на русскую землю…

Анатолий Васильевич позеленел и, впервые за всю свою жизнь неумело изматерясь, выбежал на улицу. Тут он долго бегал по дороге, сопровождаемый Галушко, глотал свежий воздух, а потом снова вбежал в хату, произнося:

— Ну что?.. Ничего нет?..

— Угу…

И они оба уставились на аппараты… Оба, как это иногда бывает у родителей, когда их сын или дочь, умирая, издает последние вздохи. И телефон, как бы подчиняясь их взглядам, резко затрещал. Тогда они оба протянули руки к трубке, схватились за нее, но в следующую секунду Макар Петрович уступил, а Анатолий Васильевич выпрямился, готовый принять приказ.